шать изъ его устъ отчаянное воззваніе къ Мадоннѣ, какъ вдругъ дверь потрясъ такой ударъ, что изъ нея вылетѣло и обрушилось на насъ нѣсколько досокъ. Въ образовавшееся отверстіе просунулась голова буйвола, яростно сверкавшаго глазами.
Доменика вскрикнула, схватила меня за руку и прыгнула со мной на лѣстницу, которая вела во второй этажъ. Смертельно блѣдный незнакомецъ растерянно оглядѣлся кругомъ, замѣтилъ ружье Бенедетто, постоянно висѣвшее, на случай ночного нападенія, на стѣнѣ, и быстро схватилъ его. Раздался выстрѣлъ, и я увидѣлъ сквозь пороховой дымъ, какъ незнакомецъ билъ прикладомъ животное по лбу. Буйволъ не шевелился: голова его застряла въ узкомъ отверстіи, и онъ не могъ двинуться ни взадъ, ни впередъ.
— Святые угодники!—были первыя слова Доменики.—Что же это такое? Вѣдь, вы убили животное!
— Хвала Мадоннѣ!—отвѣтилъ незнакомецъ.—Она спасла мнѣ жизнь! А ты былъ моимъ ангеломъ-спасителемъ!—прибавилъ онъ, обращаясь ко мнѣ и взявъ меня на руки.—Ты открылъ мнѣ дверь спасенія!—Онъ былъ еще совсѣмъ блѣденъ, и по лбу у него катились крупныя капли пота.
По рѣчи его мы сейчасъ же узнали, что передъ нами не иностранецъ, а римскій вельможа. Онъ объяснилъ намъ, что занимается собираніемъ разныхъ цвѣтовъ и растеній, оставилъ поэтому свой экипажъ у моста Молле и отправился пѣшкомъ вдоль Тибра, но тутъ наткнулся на буйволовъ. Одинъ изъ нихъ погнался за нимъ, и онъ спасся только благодаря тому, что наша дверь внезапно, какъ бы чудомъ какимъ, раскрылась въ самую опасную минуту.
— Пресвятая Дѣва—Заступница наша!—промолвила Доменика.—Это Она и спасла васъ! А орудіемъ вашего спасенія она избрала моего Антоніо! Она всегда благоволила къ нему. Eccellenza еще не знаетъ, что это за ребенокъ! Онъ читаетъ и по печатному, и по писанному, а рисуетъ какъ! Сразу можно угадать, что онъ хотѣлъ нарисовать. Онъ нарисовалъ и соборъ св. Петра, и буйволовъ, и толстаго патера Амброзіо! А голосъ у него какой! Послушалъ бы его Eccellenza! Папскимъ пѣвчимъ не поймать его ни въ одной невѣрной ноткѣ! И ко всему этому онъ такой добрый ребенокъ—на рѣдкость! Я не стану хвалить его при немъ, это вредно, но онъ стоитъ того!
— Но это, вѣдь, не вашъ же сынъ?—спросилъ незнакомецъ.—Онъ еще такъ малъ.
— А я такъ стара!—сказала она.—Правда, старое фиговое дерево не даетъ молоденькихъ отростковъ! У бѣдняжки нѣтъ ни отца, ни матери, никого на свѣтѣ, кромѣ меня и Бенедетто! Но мы-то ужъ не разстанемся съ нимъ—пусть даже выйдутъ всѣ его денежки! Но Пресвятая
шать из его уст отчаянное воззвание к Мадонне, как вдруг дверь потряс такой удар, что из неё вылетело и обрушилось на нас несколько досок. В образовавшееся отверстие просунулась голова буйвола, яростно сверкавшего глазами.
Доменика вскрикнула, схватила меня за руку и прыгнула со мной на лестницу, которая вела во второй этаж. Смертельно бледный незнакомец растерянно огляделся кругом, заметил ружьё Бенедетто, постоянно висевшее, на случай ночного нападения, на стене, и быстро схватил его. Раздался выстрел, и я увидел сквозь пороховой дым, как незнакомец бил прикладом животное по лбу. Буйвол не шевелился: голова его застряла в узком отверстии, и он не мог двинуться ни взад, ни вперёд.
— Святые угодники! — были первые слова Доменики. — Что же это такое? Ведь, вы убили животное!
— Хвала Мадонне! — ответил незнакомец. — Она спасла мне жизнь! А ты был моим ангелом-спасителем! — прибавил он, обращаясь ко мне и взяв меня на руки. — Ты открыл мне дверь спасения! — Он был ещё совсем бледен, и по лбу у него катились крупные капли пота.
По речи его мы сейчас же узнали, что перед нами не иностранец, а римский вельможа. Он объяснил нам, что занимается собиранием разных цветов и растений, оставил поэтому свой экипаж у моста Молле и отправился пешком вдоль Тибра, но тут наткнулся на буйволов. Один из них погнался за ним, и он спасся только благодаря тому, что наша дверь внезапно, как бы чудом каким, раскрылась в самую опасную минуту.
— Пресвятая Дева — Заступница наша! — промолвила Доменика. — Это Она и спасла вас! А орудием вашего спасения она избрала моего Антонио! Она всегда благоволила к нему. Eccellenza ещё не знает, что это за ребёнок! Он читает и по печатному, и по писанному, а рисует как! Сразу можно угадать, что он хотел нарисовать. Он нарисовал и собор св. Петра, и буйволов, и толстого патера Амброзио! А голос у него какой! Послушал бы его Eccellenza! Папским певчим не поймать его ни в одной неверной нотке! И ко всему этому он такой добрый ребёнок — на редкость! Я не стану хвалить его при нём, это вредно, но он стоит того!
— Но это, ведь, не ваш же сын? — спросил незнакомец. — Он ещё так мал.
— А я так стара! — сказала она. — Правда, старое фиговое дерево не даёт молоденьких отростков! У бедняжки нет ни отца, ни матери, никого на свете, кроме меня и Бенедетто! Но мы-то уж не расстанемся с ним — пусть даже выйдут все его денежки! Но Пресвятая
