— Ну, а если я не испытаю обѣщеннаго счастья, я тоже не получу моихъ двухъ червонцевъ обратно?—спросилъ какой-то пожилой военный.
— Да, вѣдь, дѣло вольное: хотите—рискуйте, хотите—нѣтъ!—сказалъ Поджіо. Я утвердительно кивнулъ головой. Всѣ улыбались и съ нетерпѣніемъ ожидали результатовъ; и вотъ, я началъ свою импровизацію. Мною руководило святое вдохновеніе, я пѣлъ о гордомъ морѣ, женихѣ Венеціи, о сынахъ моря, отважныхъ морякахъ, и о рыбакахъ, носящихся по волнамъ въ утлыхъ челнокахъ. Затѣмъ я описалъ бурю, тоску и страхъ женъ и невѣстъ рыбаковъ, описалъ, что видѣлъ вчера самъ: дѣтей, уронившихъ изъ рукъ святой крестъ и въ отчаяніи прижавшихся къ матерямъ, стараго рыбака, поцѣловавшаго брошенную святыню… Я чувствовалъ въ себѣ присутствіе Бога, моими устами говорилъ Онъ Самъ! Глубокая тишина царствовала въ залѣ; многіе плакали. И вотъ, я повелъ своихъ слушателей въ хижины бѣдняковъ; каждый принесъ посильную лепту, и души несчастныхъ были согрѣты надеждою и утѣшеніемъ! Я пѣлъ о блаженствѣ помогать ближнему, о томъ, что «лучше давать, нежели брать», пѣлъ о радости, наполняющей сердце дающаго. Съ этимъ чувствомъ не можетъ сравниться никакое другое! Въ такія минуты каждый чуетъ въ своемъ сердцѣ присутствіе Бога, какъ и вдохновенный пророкъ Божій—поэтъ! Я пѣлъ, и голосъ мой все крѣпъ, становился все звучнѣе. Всѣ были увлечены; громкое браво огласило залу, когда я, окончивъ импровизацію, вручилъ Поджіо богатые дары для передачи ихъ несчастнымъ.
Вдругъ какая-то молодая дѣвушка упала къ моимъ ногамъ, схватила меня за руку и устремила на меня умиленный и восторженный взглядъ; въ дивныхъ, темныхъ глазахъ ея стояли слезы. Высшаго тріумфа талантъ мой стяжать себѣ не могъ! Взглядъ дѣвушки сильно поразилъ меня; я какъ будто уже видѣлъ это дивное выраженіе во снѣ.—Награди васъ Матерь Божія!—произнесла она и вся вспыхнула, закрыла лицо руками и поспѣшно удалилась, испугавшись своего порыва. Но у кого хватило бы духа посмѣяться надъ чистымъ порывомъ невиннаго сердца! Меня окружили, похвалы сыпались на меня со всѣхъ сторонъ. Всѣ говорили о несчастныхъ семьяхъ и называли меня ихъ благодѣтелемъ. «Лучше давать, нежели брать!» Да, и я позналъ въ тотъ вечеръ эту истину. Поджіо горячо обнялъ меня.—Славный вы человѣкъ!—сказалъ онъ.—Не могу не любить и не уважать васъ! Сама красота почтила васъ! Одинъ взглядъ ея можетъ осчастливить тысячи, а она склонилась передъ вами въ прахъ!
— Кто она?—спросилъ я тихо.
— Первая красавица Венеціи! Племянница Подесты!—отвѣтилъ онъ.
Дивный взглядъ ея и прекрасное лицо навѣки запечатлѣлись въ моей душѣ и будили въ ней какія-то смутныя воспоминанія.—Да, она прекрасна!—невольно сказалъ я, какъ бы самому себѣ.
— Ну, а если я не испытаю обещанного счастья, я тоже не получу моих двух червонцев обратно? — спросил какой-то пожилой военный.
— Да, ведь, дело вольное: хотите — рискуйте, хотите — нет! — сказал Поджио. Я утвердительно кивнул головой. Все улыбались и с нетерпением ожидали результатов; и вот, я начал свою импровизацию. Мною руководило святое вдохновение, я пел о гордом море, женихе Венеции, о сынах моря, отважных моряках, и о рыбаках, носящихся по волнам в утлых челноках. Затем я описал бурю, тоску и страх жён и невест рыбаков, описал, что видел вчера сам: детей, уронивших из рук святой крест и в отчаянии прижавшихся к матерям, старого рыбака, поцеловавшего брошенную святыню… Я чувствовал в себе присутствие Бога, моими устами говорил Он Сам! Глубокая тишина царствовала в зале; многие плакали. И вот, я повёл своих слушателей в хижины бедняков; каждый принёс посильную лепту, и души несчастных были согреты надеждою и утешением! Я пел о блаженстве помогать ближнему, о том, что «лучше давать, нежели брать», пел о радости, наполняющей сердце дающего. С этим чувством не может сравниться никакое другое! В такие минуты каждый чует в своём сердце присутствие Бога, как и вдохновенный пророк Божий — поэт! Я пел, и голос мой всё креп, становился всё звучнее. Все были увлечены; громкое браво огласило залу, когда я, окончив импровизацию, вручил Поджио богатые дары для передачи их несчастным.
Вдруг какая-то молодая девушка упала к моим ногам, схватила меня за руку и устремила на меня умилённый и восторженный взгляд; в дивных, тёмных глазах её стояли слёзы. Высшего триумфа талант мой стяжать себе не мог! Взгляд девушки сильно поразил меня; я как будто уже видел это дивное выражение во сне. — Награди вас Матерь Божия! — произнесла она и вся вспыхнула, закрыла лицо руками и поспешно удалилась, испугавшись своего порыва. Но у кого хватило бы духа посмеяться над чистым порывом невинного сердца! Меня окружили, похвалы сыпались на меня со всех сторон. Все говорили о несчастных семьях и называли меня их благодетелем. «Лучше давать, нежели брать!» Да, и я познал в тот вечер эту истину. Поджио горячо обнял меня. — Славный вы человек! — сказал он. — Не могу не любить и не уважать вас! Сама красота почтила вас! Один взгляд её может осчастливить тысячи, а она склонилась перед вами в прах!
— Кто она? — спросил я тихо.
— Первая красавица Венеции! Племянница Подесты! — ответил он.
Дивный взгляд её и прекрасное лицо навеки запечатлелись в моей душе и будили в ней какие-то смутные воспоминания. — Да, она прекрасна! — невольно сказал я, как бы самому себе.
