Я рѣшился выступить публично, и день ото дня рѣшеніе мое крѣпло. Въ домѣ Маретти и во всѣхъ другихъ семействахъ, съ которыми я успѣлъ познакомиться здѣсь, вездѣ, гдѣ я ни выступалъ импровизаторомъ, меня награждали шумными похвалами. Успѣхъ мой проливалъ утѣшительный бальзамъ на мою больную душу; я былъ счастливъ и признателенъ Провидѣнію. Но никто, прочитавъ мои мысли, не назвалъ бы огня, горѣвшаго въ моихъ глазахъ, огнемъ тщеславія; нѣтъ, это было пламя чистой радости. Вмѣстѣ съ тѣмъ всѣ эти похвалы какъ будто и пугали меня немножко: я боялся, что былъ недостоинъ или что не всегда буду достоинъ ихъ. Между тѣмъ, я глубоко чувствовалъ, и смѣло выскажу это, хотя дѣло и касается такъ близко меня самого, что похвалы и одобреніе—лучшая школа для хорошо направленной души и что, напротивъ, строгость и несправедливыя порицанія угнетаютъ или ожесточаютъ ее. Все это я знаю по собственному опыту. Маретти былъ ко мнѣ чрезвычайно внимателенъ, выходилъ ради меня изъ сферы исключительно интересовавшихъ его предметовъ и знакомилъ меня съ разными лицами, которыя могли быть мнѣ полезными на избранномъ мною новомъ поприщѣ. Санта также была со мною безконечно мила и любезна, но меня всетаки что-то отталкивало отъ нея, и я являлся къ ней всегда или съ Федериго, или въ такое время, когда зналъ, что у нея гости. Я боялся повторенія послѣдней сцены. И все же я часто заглядывался на нее, когда думалъ, что она этого не замѣчаетъ, и невольно любовался ею. Со мной происходило то, что вообще нерѣдко случается съ людьми: сто́итъ подразнить человѣка, увѣряя его, что онъ влюбленъ въ такую-то особу, и онъ, хотя до сихъ поръ и не думалъ о ней, не замѣчалъ ея, невольно начинаетъ приглядываться къ ней, желая узнать, что же въ ней такого особеннаго, благодаря чему онъ долженъ былъ остановить на ней свой выборъ. Простое любопытство мало-по-малу переходитъ въ чувство особаго интереса, а это зачастую и въ любовь. Мое чувство къ Сантѣ ограничивалось пока только интересомъ; это было что-то вродѣ чувственнаго созерцанія, какого я не знавалъ раньше; тѣмъ не менѣе, оно смущало и пугало меня, а вмѣстѣ съ тѣмъ и удерживало отъ сближенія съ нею.
Я прожилъ въ Неаполѣ цѣлыхъ два мѣсяца прежде чѣмъ дебютъ мой былъ, наконецъ, назначенъ въ ближайшее воскресенье. Я долженъ былъ выступить подъ именемъ Ченчи въ большомъ театрѣ Санъ-Карло; настоящей своей фамиліи я выставить на афишѣ не рѣшился. Я нетерпѣливо ждалъ дня дебюта, который долженъ былъ положить основаніе моей будущей славѣ, но вмѣстѣ съ тѣмъ испытывалъ и какой-то болѣзненный лихорадочный трепетъ. Федериго успокоивалъ меня, сваливая все
Я решился выступить публично, и день ото дня решение моё крепло. В доме Маретти и во всех других семействах, с которыми я успел познакомиться здесь, везде, где я ни выступал импровизатором, меня награждали шумными похвалами. Успех мой проливал утешительный бальзам на мою больную душу; я был счастлив и признателен Провидению. Но никто, прочитав мои мысли, не назвал бы огня, горевшего в моих глазах, огнём тщеславия; нет, это было пламя чистой радости. Вместе с тем все эти похвалы как будто и пугали меня немножко: я боялся, что был недостоин или что не всегда буду достоин их. Между тем, я глубоко чувствовал, и смело выскажу это, хотя дело и касается так близко меня самого, что похвалы и одобрение — лучшая школа для хорошо направленной души и что, напротив, строгость и несправедливые порицания угнетают или ожесточают её. Всё это я знаю по собственному опыту. Маретти был ко мне чрезвычайно внимателен, выходил ради меня из сферы исключительно интересовавших его предметов и знакомил меня с разными лицами, которые могли быть мне полезными на избранном мною новом поприще. Санта также была со мною бесконечно мила и любезна, но меня всё-таки что-то отталкивало от неё, и я являлся к ней всегда или с Федериго, или в такое время, когда знал, что у неё гости. Я боялся повторения последней сцены. И всё же я часто заглядывался на неё, когда думал, что она этого не замечает, и невольно любовался ею. Со мной происходило то, что вообще нередко случается с людьми: сто́ит подразнить человека, уверяя его, что он влюблён в такую-то особу, и он, хотя до сих пор и не думал о ней, не замечал её, невольно начинает приглядываться к ней, желая узнать, что же в ней такого особенного, благодаря чему он должен был остановить на ней свой выбор. Простое любопытство мало-помалу переходит в чувство особого интереса, а это зачастую и в любовь. Моё чувство к Санте ограничивалось пока только интересом; это было что-то вроде чувственного созерцания, какого я не знавал раньше; тем не менее, оно смущало и пугало меня, а вместе с тем и удерживало от сближения с нею.
Я прожил в Неаполе целых два месяца прежде чем дебют мой был, наконец, назначен в ближайшее воскресенье. Я должен был выступить под именем Ченчи в большом театре Сан-Карло; настоящей своей фамилии я выставить на афише не решился. Я нетерпеливо ждал дня дебюта, который должен был положить основание моей будущей славе, но вместе с тем испытывал и какой-то болезненный лихорадочный трепет. Федериго успокаивал меня, сваливая всё
