— Кричи, кричи громче!—продолжалъ онъ все тѣмъ же глухимъ голосомъ.—Пусть къ тебѣ прибѣгутъ на помощь! Одинъ на одинъ ты не осмѣлишься драться! Но я убью тебя прежде, чѣмъ мнѣ свяжутъ руки!—Тутъ онъ протянулъ мнѣ пистолетъ.—Стрѣляйся со мной, или я просто убью тебя!—И онъ потащилъ меня къ выходу. Я, защищаясь, направилъ пистолетъ прямо на него.
— Она любитъ тебя! И ты хвастаешься этимъ передъ всѣми римлянами, предо мною! Ты обманывалъ меня своими лукавыми, сладкими рѣчами, хотя я и не подавалъ тебѣ къ тому никакого повода!
— Ты боленъ, Бернардо! Сумасшедшій, не подходи ко мнѣ!
Но онъ бросился на меня, я оттолкнулъ его, раздался выстрѣлъ… Рука моя дрогнула, все заволокло дымомъ, но слухъ мой, мое сердце были поражены какимъ-то страннымъ вздохомъ,—крикомъ его назвать было нельзя. Бернардо лежалъ на землѣ, плавая въ крови. Я, какъ лунатикъ, стоялъ неподвижно, сжимая въ рукахъ пистолетъ. Испуганные голоса людей, выбѣжавшихъ изъ гостиницы, и восклицаніе Аннунціаты: «Іисусъ! Марія!» привели меня въ себя, и тутъ только я почувствовалъ всю глубину случившагося несчастія.
— Бернардо!—отчаянно воскликнулъ я и хотѣлъ припасть къ его трупу, но возлѣ него стояла на колѣняхъ Аннунціата, стараясь остановить лившуюся изъ раны кровь. Я еще вижу передъ собою ея блѣдное лицо и твердый взглядъ, который она вперила въ меня. Меня точно пригвоздили къ мѣсту.
— Бѣгите, бѣгите!—кричала между тѣмъ старуха, таща меня за рукавъ.
Въ приливѣ невыразимой скорби я воскликнулъ:
— Я невиненъ! Клянусь вамъ, я невиненъ! Онъ хотѣлъ убить меня, самъ далъ мнѣ пистолетъ, и все вышло случайно!—И то, чего я при другихъ обстоятельствахъ не осмѣлился бы высказать громко, сорвалось у меня теперь съ языка въ припадкѣ отчаянья:—Аннунціата! Мы оба любили тебя! За тебя и я бы умеръ, какъ онъ! Кто же изъ насъ двухъ былъ тебѣ дороже? Скажи мнѣ! Если ты любишь меня, я попытаюсь спастись!
— Уходите!—сказала она, махая мнѣ рукою и продолжая хлопотать надъ убитымъ.
— Бѣгите!—кричала старуха.
— Аннунціата! Кого же любишь ты?—спросилъ я, изнемогая отъ горя. Тогда она склонилась къ мертвому, и я услышалъ ея плачъ, увидѣлъ, что она прижимается устами ко лбу Бернардо!
— Жандармы!—раздались голоса.—Бѣгите! Бѣгите!—и словно чьи-то невидимыя руки повлекли меня оттуда.
— Кричи, кричи громче! — продолжал он всё тем же глухим голосом. — Пусть к тебе прибегут на помощь! Один на один ты не осмелишься драться! Но я убью тебя прежде, чем мне свяжут руки! — Тут он протянул мне пистолет. — Стреляйся со мной, или я просто убью тебя! — И он потащил меня к выходу. Я, защищаясь, направил пистолет прямо на него.
— Она любит тебя! И ты хвастаешься этим перед всеми римлянами, предо мною! Ты обманывал меня своими лукавыми, сладкими речами, хотя я и не подавал тебе к тому никакого повода!
— Ты болен, Бернардо! Сумасшедший, не подходи ко мне!
Но он бросился на меня, я оттолкнул его, раздался выстрел… Рука моя дрогнула, всё заволокло дымом, но слух мой, моё сердце были поражены каким-то странным вздохом, — криком его назвать было нельзя. Бернардо лежал на земле, плавая в крови. Я, как лунатик, стоял неподвижно, сжимая в руках пистолет. Испуганные голоса людей, выбежавших из гостиницы, и восклицание Аннунциаты: «Иисус! Мария!» привели меня в себя, и тут только я почувствовал всю глубину случившегося несчастья.
— Бернардо! — отчаянно воскликнул я и хотел припасть к его трупу, но возле него стояла на коленях Аннунциата, стараясь остановить лившуюся из раны кровь. Я ещё вижу перед собою её бледное лицо и твёрдый взгляд, который она вперила в меня. Меня точно пригвоздили к месту.
— Бегите, бегите! — кричала между тем старуха, таща меня за рукав.
В приливе невыразимой скорби я воскликнул:
— Я невинен! Клянусь вам, я невинен! Он хотел убить меня, сам дал мне пистолет, и всё вышло случайно! — И то, чего я при других обстоятельствах не осмелился бы высказать громко, сорвалось у меня теперь с языка в припадке отчаянья: — Аннунциата! Мы оба любили тебя! За тебя и я бы умер, как он! Кто же из нас двух был тебе дороже? Скажи мне! Если ты любишь меня, я попытаюсь спастись!
— Уходите! — сказала она, махая мне рукою и продолжая хлопотать над убитым.
— Бегите! — кричала старуха.
— Аннунциата! Кого же любишь ты? — спросил я, изнемогая от горя. Тогда она склонилась к мёртвому, и я услышал её плач, увидел, что она прижимается устами ко лбу Бернардо!
— Жандармы! — раздались голоса. — Бегите! Бегите! — и словно чьи-то невидимые руки повлекли меня оттуда.
