«Сынъ привратника» содержитъ много чертъ, заимствованныхъ прямо изъ жизни.
«Тетушку» я знавалъ лично, и не одну, а нѣсколько такихъ особъ, которыя теперь всѣ мирно почіютъ въ могилахъ.
«Подснѣжникъ» написанъ по просьбѣ моего друга, Древсена; онъ вообще горячо любилъ старину и родной языкъ и какъ-то разъ жаловался мнѣ на искаженіе многихъ хорошихъ старыхъ датскихъ словъ и выраженій. Такъ, напримѣръ, садовники печатаютъ весною въ газетахъ объявленія о какихъ-то «Vintergække» (зимнихъ дурачкахъ), тогда какъ въ дни нашей молодости эти цвѣты носили другое, куда болѣе понятное названіе: «Sommergække» (лѣтнихъ дурачковъ): они, вѣдь, оставляютъ насъ въ дуракахъ, преждевременно пообѣщавъ намъ лѣто. Въ заключеніе Древсенъ попросилъ меня написать сказку, въ которой бы доказывалось преимущество стараго названія, я и написалъ сказку «Sommergækken» (подснѣжникъ).
Сказка «Жаба» пришла мнѣ въ голову во время пребыванія въ Сетубалѣ лѣтомъ 1866 г. У одного изъ колодцевъ, изъ которыхъ вода черпается большими кувшинами, подымаемыми во́ротомъ, я увидѣлъ однажды большую безобразную жабу. Вглядѣвшись въ нее, я обратилъ вниманіе на ея умные глаза, и скоро у меня сложилась цѣлая сказка, которая позже, по возвращеніи моемъ въ Данію, и была написана, но получила чисто датскій колоритъ.
«Альбомъ крестнаго» имѣетъ свою краткую исторію.
Однажды я встрѣтилъ на улицѣ нашего заслуженнаго археолога Томсена, только-что вернувшагося изъ Парижа; онъ разсказалъ мнѣ, что видѣлъ тамъ въ одномъ изъ второстепенныхъ театровъ что-то вродѣ исторической народной комедіи, сюжетомъ для которой послужило развитіе Парижа, какъ города. Въ общемъ комедія была, по словамъ Томсена, лишена всякой поэтичности, плохо скомпанована, но все-таки интересна, какъ рядъ картинъ, рисующихъ различныя эпохи. Онъ полагалъ, что я могъ бы воспользоваться этою идеей и написать для нашего «Казино» болѣе поэтическую народную комедію, въ которой было бы изображено историческое развитіе Копенгагена. Въ то время, какъ я обдумывалъ планъ этой комедіи, наступилъ какъ-разъ тотъ памятный вечеръ, въ который Копенгагенъ впервые освѣтился газомъ. Но бокъ-о-бокъ съ газовыми горѣли въ этотъ вечеръ въ послѣдній разъ и ворванные фонари, какъ бы для сравненія или сопоставленія съ новыми. Вотъ это-то сопоставленіе и послужило мнѣ рамкой для цѣлаго ряда историческихъ картинъ. Для того же, чтобы провести черезъ все произведеніе красною нитью идею красоты, я рѣшилъ ввести
«Сын привратника» содержит много черт, заимствованных прямо из жизни.
«Тетушку» я знавал лично, и не одну, а несколько таких особ, которые теперь все мирно почиют в могилах.
«Подснежник» написан по просьбе моего друга, Древсена; он вообще горячо любил старину и родной язык и как-то раз жаловался мне на искажение многих хороших старых датских слов и выражений. Так, например, садовники печатают весною в газетах объявления о каких-то «Vintergække» (зимних дурачках), тогда как в дни нашей молодости эти цветы носили другое, куда более понятное название: «Sommergække» (летних дурачков): они, ведь, оставляют нас в дураках, преждевременно пообещав нам лето. В заключение Древсен попросил меня написать сказку, в которой бы доказывалось преимущество старого названия, я и написал сказку «Sommergækken» (подснежник).
Сказка «Жаба» пришла мне в голову во время пребывания в Сетубале летом 1866 г. У одного из колодцев, из которых вода черпается большими кувшинами, подымаемыми во́ротом, я увидел однажды большую безобразную жабу. Вглядевшись в неё, я обратил внимание на её умные глаза, и скоро у меня сложилась целая сказка, которая позже, по возвращении моём в Данию, и была написана, но получила чисто датский колорит.
«Альбом крестного» имеет свою краткую историю.
Однажды я встретил на улице нашего заслуженного археолога Томсена, только что вернувшегося из Парижа; он рассказал мне, что видел там в одном из второстепенных театров что-то вроде исторической народной комедии, сюжетом для которой послужило развитие Парижа, как города. В общем комедия была, по словам Томсена, лишена всякой поэтичности, плохо скомпонована, но всё-таки интересна, как ряд картин, рисующих различные эпохи. Он полагал, что я мог бы воспользоваться этою идеей и написать для нашего «Казино» более поэтическую народную комедию, в которой было бы изображено историческое развитие Копенгагена. В то время, как я обдумывал план этой комедии, наступил как раз тот памятный вечер, в который Копенгаген впервые осветился газом. Но бок о бок с газовыми горели в этот вечер в последний раз и ворванные фонари, как бы для сравнения или сопоставления с новыми. Вот это-то сопоставление и послужило мне рамкой для целого ряда исторических картин. Для того же, чтобы провести через всё произведение красною нитью идею красоты, я решил ввести
