путями, пробиться наружу и дать плодъ; здѣсь такимъ сѣменемъ является материнская любовь, которая возрождается къ жизни благодаря душевному потрясенію, вызванному испугомъ.
Сюжетъ «Ребячьей болтовни» почерпнутъ изъ пережитого.
«Обрывокъ жемчужной нити»—описываетъ переходное время, которое я самъ пережилъ. Во времена моего дѣтства нисколько не казалось необыкновеннымъ употребить на переѣздъ изъ Одензе въ Копенгагенъ пять дней, тогда какъ теперь на это довольно почти столько же часовъ.
Четвертый выпускъ явился къ Рождеству 1859 г. и содержалъ исторіи: «Перо и чернильница», «На могилѣ ребенка», «Дворовый пѣтухъ и флюгерный», «Какъ хороша!» и «На дюнахъ».
Всякій, кто слышалъ скрипачей Эрнста или Леонарда, вспомнитъ, навѣрно, при чтеніи сказки «Перо и чернильница», ихъ дивную игру.
«На могилѣ ребенка» и «Мать»—двѣ сказки, доставившія мнѣ наибольшую радость,—въ нихъ нашли утѣшеніе и подкрѣпленіе многія убитыя горемъ матери.
Почти всѣ наивныя до тошноты замѣчанія вдовы, приведенныя въ исторіи «Какъ хороша!», взяты изъ жизни.
Исторія «На дюнахъ» возникла послѣ посѣщенія Скагена и западнаго побережья Ютландіи. Здѣсь я наткнулся на природу и народную жизнь, годныя послужить фономъ для идей, которыя я хотѣлъ вложить въ задуманное мное поэтическое произведеніе. Идеи эти давно бродили у меня въ головѣ и какъ-то внезапно приняли опредѣленную форму послѣ одной бесѣды съ Эленшлегеромъ. Я былъ тогда еще очень молодъ, и слова его произвели на меня сильное впечатлѣніе, хотя я и думалъ тогда только о нихъ, а не о томъ, чѣмъ они были вызваны.
Кому изъ насъ не извѣстно то душевное настроеніе, въ которомъ часто высказываешь сомнѣніе въ чемъ-либо такомъ, относительно чего въ сущности и не сомнѣваешься—только изъ желанія услышать отъ собесѣдника подтвержденіе своихъ собственныхъ мыслей. Очень можетъ быть, что и Эленшлегеръ въ данномъ случаѣ испытывалъ ту же потребность, или же просто хотѣлъ испытать твердость моей вѣры. Мы говорили о вѣчной жизни, и Эленшлегеръ замѣтилъ вскользь: «А вы такъ увѣрены въ будущей жизни?» Я принялся отстаивать свою увѣренность ссылкою на справедливость Божію, и въ пылу разговора брякнулъ: «Человѣкъ вправѣ требовать этого!» Эленшлегеръ возразилъ: «Опять, развѣ не великое тщеславіе съ вашей стороны требовать вѣчной жизни? Развѣ Богъ уже не далъ вамъ безконечно много и въ этой
путями, пробиться наружу и дать плод; здесь таким семенем является материнская любовь, которая возрождается к жизни благодаря душевному потрясению, вызванному испугом.
Сюжет «Ребячьей болтовни» почерпнут из пережитого.
«Обрывок жемчужной нити» — описывает переходное время, которое я сам пережил. Во времена моего детства нисколько не казалось необыкновенным употребить на переезд из Одензе в Копенгаген пять дней, тогда как теперь на это довольно почти столько же часов.
Четвёртый выпуск явился к Рождеству 1859 г. и содержал истории: «Перо и чернильница», «На могиле ребенка», «Дворовый петух и флюгерный», «Как хороша!» и «На дюнах».
Всякий, кто слышал скрипачей Эрнста или Леонарда, вспомнит, наверно, при чтении сказки «Перо и чернильница», их дивную игру.
«На могиле ребенка» и «Мать» — две сказки, доставившие мне наибольшую радость, — в них нашли утешение и подкрепление многие убитые горем матери.
Почти все наивные до тошноты замечания вдовы, приведённые в истории «Как хороша!», взяты из жизни.
История «На дюнах» возникла после посещения Скагена и западного побережья Ютландии. Здесь я наткнулся на природу и народную жизнь, годные послужить фоном для идей, которые я хотел вложить в задуманное мною поэтическое произведение. Идеи эти давно бродили у меня в голове и как-то внезапно приняли определённую форму после одной беседы с Эленшлегером. Я был тогда ещё очень молод, и слова его произвели на меня сильное впечатление, хотя я и думал тогда только о них, а не о том, чем они были вызваны.
Кому из нас неизвестно то душевное настроение, в котором часто высказываешь сомнение в чём-либо таком, относительно чего в сущности и не сомневаешься — только из желания услышать от собеседника подтверждение своих собственных мыслей. Очень может быть, что и Эленшлегер в данном случае испытывал ту же потребность, или же просто хотел испытать твёрдость моей веры. Мы говорили о вечной жизни, и Эленшлегер заметил вскользь: «А вы так уверены в будущей жизни?» Я принялся отстаивать свою уверенность ссылкою на справедливость Божию, и в пылу разговора брякнул: «Человек вправе требовать этого!» Эленшлегер возразил: «Опять, разве не великое тщеславие с вашей стороны требовать вечной жизни? Разве Бог уже не дал вам бесконечно много и в этой
