Страница:Андерсен-Ганзен 2.pdf/403

Эта страница была вычитана


бергъ, заставъ ее за стиркою бѣлья въ щелокѣ, причемъ ей самой приходилось раскалывать тяжелыя плахи на подтопку.

— Ну, про то я одна знаю!—отвѣтила она.

— Что-жъ вы съ малыхъ лѣтъ такъ колотитесь?

— Это видно по рукамъ; прочесть, чай, не трудно!—сказала она, показывая ему свои, правда, маленькія, но огрубѣлыя и сильныя руки съ обкусанными ногтями.—Вы, вѣдь, ученый!

Около Рождества начались сильныя мятели; морозъ крѣпчалъ, вѣтеръ какъ будто промывалъ людямъ лица крѣпкою водкою. Но матушка Сёренъ не боялась никакой погоды, завернувшись въ свой плащъ, да надвинувъ капюшонъ на голову.

Было не поздно, но въ комнаткѣ уже совсѣмъ стемнѣло; хозяйка подложила въ печку хвороста и вереска, сама усѣлась возлѣ и принялась штопать свои чулки,—другому некому было взяться за это дѣло. Подъ вечеръ она стала словоохотливѣе, чѣмъ это вообще было въ ея привычкахъ. Она заговорила о своемъ мужѣ.

— Онъ нечаянно убилъ одного драгёрскаго шкипера и долженъ за это три года пробыть на каторгѣ. Что-жъ, онъ, вѣдь, простой матросъ, такъ должно поступать съ нимъ по закону!

— Поступаютъ по закону и съ лицами высшаго сословія!—сказалъ Гольбергъ.

— Вы думаете?—сказала матушка Сёренъ и поглядѣла въ огонь, но затѣмъ начала снова.—А вы слышали о Каѣ Люкке? Онъ велѣлъ срыть одну изъ своихъ церквей, а когда священникъ Масъ сталъ громить его за это съ кафедры, приказалъ заковать духовнаго отца въ цѣпи, созвалъ судъ и самъ приговорилъ его къ казни. И священнику отрубили голову! Это ужъ не было нечаяннымъ убійствомъ, а Кая Люкке все-таки не тронули!

— Онъ дѣйствовалъ сообразно нравамъ своего времени!—сказалъ Гольбергъ.—Теперь эти времена миновали!

— Разсказывайте!—сказала матушка Сёренъ, встала и пошла въ другую коморку, гдѣ была „дѣвчурка“, прибрала и уложила ее, потомъ приготовила на скамьѣ постель студенту. Кожаное одѣяло было отдано ему,—онъ былъ куда чувствительнѣе къ холоду, чѣмъ она, даромъ что родился въ Норвегіи.

Утро въ день Новаго года было ясное, солнечное; морозъ, однако, стоялъ такой, что нанесенный мятелью снѣгъ превратился въ твердую кору, и по нему можно было ходить какъ


Тот же текст в современной орфографии

берг, застав её за стиркою белья в щёлоке, причём ей самой приходилось раскалывать тяжёлые плахи на подтопку.

— Ну, про то я одна знаю! — ответила она.

— Что ж вы с малых лет так колотитесь?

— Это видно по рукам; прочесть, чай, не трудно! — сказала она, показывая ему свои, правда, маленькие, но огрубелые и сильные руки с обкусанными ногтями. — Вы, ведь, учёный!

Около Рождества начались сильные метели; мороз крепчал, ветер как будто промывал людям лица крепкою водкою. Но матушка Сёрен не боялась никакой погоды, завернувшись в свой плащ, да надвинув капюшон на голову.

Было не поздно, но в комнатке уже совсем стемнело; хозяйка подложила в печку хвороста и вереска, сама уселась возле и принялась штопать свои чулки, — другому некому было взяться за это дело. Под вечер она стала словоохотливее, чем это вообще было в её привычках. Она заговорила о своём муже.

— Он нечаянно убил одного драгёрского шкипера и должен за это три года пробыть на каторге. Что ж, он, ведь, простой матрос, так должно поступать с ним по закону!

— Поступают по закону и с лицами высшего сословия! — сказал Гольберг.

— Вы думаете? — сказала матушка Сёрен и поглядела в огонь, но затем начала снова. — А вы слышали о Кае Люкке? Он велел срыть одну из своих церквей, а когда священник Мас стал громить его за это с кафедры, приказал заковать духовного отца в цепи, созвал суд и сам приговорил его к казни. И священнику отрубили голову! Это уж не было нечаянным убийством, а Кая Люкке всё-таки не тронули!

— Он действовал сообразно нравам своего времени! — сказал Гольберг. — Теперь эти времена миновали!

— Рассказывайте! — сказала матушка Сёрен, встала и пошла в другую каморку, где была «девчурка», прибрала и уложила её, потом приготовила на скамье постель студенту. Кожаное одеяло было отдано ему, — он был куда чувствительнее к холоду, чем она, даром что родился в Норвегии.

Утро в день Нового года было ясное, солнечное; мороз, однако, стоял такой, что нанесённый метелью снег превратился в твёрдую кору, и по нему можно было ходить как