уступитъ Америкѣ! У меня волокна такъ и чешутся при одной мысли о томъ, кто я! И мысли мои звонко выливаются въ гранитныхъ словахъ!
— Но мы имѣемъ литературу!—сказала датская тряпка.—Понимаете вы, что это значитъ?
— Понимаете?—повторила норвежская тряпка.—Ахъ, ты, дочь низменной страны! Поднять что-ли тебя на скалы и освѣтить сѣвернымъ сіяніемъ, тряпка ты этакая! Когда ледъ таетъ отъ лучей норвежскаго солнца, къ намъ приходятъ датскіе суденышки съ масломъ да сыромъ—благородные товары, нечего сказать!—а вмѣсто балласта привозятъ съ собою и датскую литературу! Мы же въ ней не нуждаемся! Не диво обойтись безъ выдохшагося пива тамъ, гдѣ бьетъ свѣжій ключъ! Наша литература, что твой родникъ, а не пробуравленный колодезь! И европейскою извѣстностью своею она обязана самой себѣ, а не широкимъ газетнымъ глоткамъ, не кумовству, не шлянью авторовъ за-границу! Въ насъ говоритъ „нутро“, и датчанамъ пора привыкать къ этому свободному голосу, да они и такъ ужъ цѣпляются въ своихъ скандинавскихъ симпатіяхъ за нашу гордую скалистую страну, древнѣйшую кочку вселенной!
— Такъ не позволитъ себѣ говорить ни одна датская тряпка!—сказала представительница Даніи.—Это не въ нашемъ характерѣ. Я хорошо знаю себя, а таковы, какъ я, и всѣ наши датскія тряпки. Всѣ мы добродушны, скромны, мало вѣримъ въ самихъ себя. Этимъ, конечно, много не возьмешь, но мнѣ лично это все-таки больше по сердцу! Могу, однако, увѣрить васъ, что я вполнѣ сознаю свою добротность, но только не говорю о ней. Въ самохвальствѣ меня ужъ никто не обвинитъ! Я мягка, податлива, вынослива, независтлива, обо всѣхъ отзываюсь хорошо, хотя и мало кто этого заслуживаетъ, но это ужъ ихъ дѣло, а не мое! Мнѣ-то что? Я только посмѣиваюсь себѣ, какъ натура богато одаренная!
— Ахъ, замолчите! Меня просто тошнитъ отъ вашего мягкаго, липкаго, клейстернаго языка!—сказала норвежка и перелетѣла по вѣтру въ другой ворохъ.
Обѣ стали бумагою, и случай распорядился такъ, что норвежская тряпка стала листкомъ бумаги, на которомъ одинъ норвежецъ написалъ любовное письмо датчанкѣ, а датская тряпка—бумагой, на которой датчанинъ написалъ оду въ честь величавой красавицы—Норвегіи.
уступит Америке! У меня волокна так и чешутся при одной мысли о том, кто я! И мысли мои звонко выливаются в гранитных словах!
— Но мы имеем литературу! — сказала датская тряпка. — Понимаете вы, что это значит?
— Понимаете? — повторила норвежская тряпка. — Ах, ты, дочь низменной страны! Поднять что ли тебя на скалы и осветить северным сиянием, тряпка ты этакая! Когда лёд тает от лучей норвежского солнца, к нам приходят датские судёнышки с маслом да сыром — благородные товары, нечего сказать! — а вместо балласта привозят с собою и датскую литературу! Мы же в ней не нуждаемся! Не диво обойтись без выдохшегося пива там, где бьёт свежий ключ! Наша литература, что твой родник, а не пробуравленный колодезь! И европейскою известностью своею она обязана самой себе, а не широким газетным гло́ткам, не кумовству, не шлянью авторов за границу! В нас говорит «нутро», и датчанам пора привыкать к этому свободному голосу, да они и так уж цепляются в своих скандинавских симпатиях за нашу гордую скалистую страну, древнейшую кочку вселенной!
— Так не позволит себе говорить ни одна датская тряпка! — сказала представительница Дании. — Это не в нашем характере. Я хорошо знаю себя, а таковы, как я, и все наши датские тряпки. Все мы добродушны, скромны, мало верим в самих себя. Этим, конечно, много не возьмёшь, но мне лично это всё-таки больше по сердцу! Могу, однако, уверить вас, что я вполне сознаю свою добротность, но только не говорю о ней. В самохвальстве меня уж никто не обвинит! Я мягка, податлива, вынослива, независтлива, обо всех отзываюсь хорошо, хотя и мало кто этого заслуживает, но это уж их дело, а не моё! Мне-то что? Я только посмеиваюсь себе, как натура богато одарённая!
— Ах, замолчите! Меня просто тошнит от вашего мягкого, липкого, клейстерного языка! — сказала норвежка и перелетела по ветру в другой ворох.
Обе стали бумагою, и случай распорядился так, что норвежская тряпка стала листком бумаги, на котором один норвежец написал любовное письмо датчанке, а датская тряпка — бумагой, на которой датчанин написал оду в честь величавой красавицы — Норвегии.
