Вотъ они начали ходить въ школу. Одинъ сталъ первымъ ученикомъ, другой послѣднимъ и третій среднимъ, но это не мѣшало имъ быть одинаково добрыми и умными—по словамъ ихъ весьма опытныхъ родителей.
Они посѣщали дѣтскіе балы, курили тайкомъ сигары и преуспѣвали въ познаніяхъ и наукахъ.
Пейтеръ съ раннихъ лѣтъ былъ упрямъ, какъ и подобаетъ разбойнику. Онъ былъ очень непослушный мальчикъ, но это все оттого,—говорила мамаша—что онъ страдалъ глистами; непослушные дѣти всегда страдаютъ глистами—отъ тины въ желудкѣ. Его строптивость и настойчивость отозвались разъ на новомъ шелковомъ платьѣ мамаши.
— Не толкай стола, мой ягненочекъ!—сказала она.—Ты опрокинешь сливочникъ и забрызгаешь мое новое шелковое платье.
И „ягненочекъ“ твердою рукою взялъ сливочникъ и вылилъ сливки прямо на колѣни мамашѣ, а та только ахнула: „Ахъ, какъ нехорошо, ягненочекъ!“ Нельзя было, однако, не сознаться, что у ребенка твердая воля, твердая же воля показываетъ и твердость характера,—какъ тутъ не радоваться мамашѣ.
Изъ него и могъ бы выйти заправскій разбойникъ, но все-таки не вышелъ. Онъ только наружностью напоминалъ разбойника: ходилъ въ мягкой широкополой шляпѣ, съ голою шеей, носилъ длинные волосы. Ему хотѣлось быть художникомъ, но пока удалось лишь усвоить себѣ одежду и манеры художниковъ. Вдобавокъ ко всему этому не только онъ самъ сильно напоминалъ собою штокъ-розу, но и всѣ люди, которыхъ онъ рисовалъ, смотрѣли штокъ-розами,—такіе же длинные, худые! Пейтеръ очень любилъ этотъ цвѣтокъ; онъ, вѣдь, и лежалъ когда-то въ штокъ-розѣ,—объяснилъ аистъ.
Петръ лежалъ въ подсолнечникѣ. И улыбка у него была такая масляная, а цвѣтъ лица такой желтый, что право, кажется, поскобли его по щекѣ—изъ нея закапало бы подсолнечное масло! Ему какъ будто на роду было написано торговать масломъ,—даже вывѣска была на лицо—но въ душѣ онъ былъ и остался „мусорщикомъ съ трещоткою“. Онъ одинъ изъ всѣхъ (и „за всѣхъ“,—говорили сосѣди) членовъ семьи обладалъ музыкальнымъ талантомъ. Въ одну недѣлю онъ сочинилъ семнадцать новыхъ полекъ, а затѣмъ составилъ изъ нихъ оперу; въ оркестрѣ принимали участіе и дудка, и трещотка. Фу, ты, какъ вышло хорошо!
Вот они начали ходить в школу. Один стал первым учеником, другой последним и третий средним, но это не мешало им быть одинаково добрыми и умными — по словам их весьма опытных родителей.
Они посещали детские балы, курили тайком сигары и преуспевали в познаниях и науках.
Пейтер с ранних лет был упрям, как и подобает разбойнику. Он был очень непослушный мальчик, но это всё оттого, — говорила мамаша — что он страдал глистами; непослушные дети всегда страдают глистами — от тины в желудке. Его строптивость и настойчивость отозвались раз на новом шёлковом платье мамаши.
— Не толкай стола, мой ягнёночек! — сказала она. — Ты опрокинешь сливочник и забрызгаешь моё новое шёлковое платье.
И «ягнёночек» твёрдою рукою взял сливочник и вылил сливки прямо на колени мамаше, а та только ахнула: «Ах, как нехорошо, ягнёночек!» Нельзя было, однако, не сознаться, что у ребёнка твёрдая воля, твёрдая же воля показывает и твёрдость характера, — как тут не радоваться мамаше.
Из него и мог бы выйти заправский разбойник, но всё-таки не вышел. Он только наружностью напоминал разбойника: ходил в мягкой широкополой шляпе, с голою шеей, носил длинные волосы. Ему хотелось быть художником, но пока удалось лишь усвоить себе одежду и манеры художников. Вдобавок ко всему этому не только он сам сильно напоминал собою шток-розу, но и все люди, которых он рисовал, смотрели шток-розами, — такие же длинные, худые! Пейтер очень любил этот цветок; он, ведь, и лежал когда-то в шток-розе, — объяснил аист.
Пётр лежал в подсолнечнике. И улыбка у него была такая масляная, а цвет лица такой жёлтый, что право, кажется, поскобли его по щеке — из неё закапало бы подсолнечное масло! Ему как будто на роду было написано торговать маслом, — даже вывеска была налицо — но в душе он был и остался «мусорщиком с трещоткою». Он один из всех (и «за всех», — говорили соседи) членов семьи обладал музыкальным талантом. В одну неделю он сочинил семнадцать новых полек, а затем составил из них оперу; в оркестре принимали участие и дудка, и трещотка. Фу, ты, как вышло хорошо!
