— Напиши мнѣ письмо! Саперли не умѣетъ! Саперли отнесетъ его на почту!
— Письмо?—переспросилъ Руди.—Отъ тебя? Кому?
— Господу Христу!
— Кому?!
Идіотъ, какъ они звали кретина, посмотрѣлъ на Руди глазами, полными слезъ, сложилъ руки и набожно, торжественно произнесъ:
— Іисусу Христу! Саперли хочетъ послать Ему письмо, попросить Его, чтобы умеръ Саперли, а не хозяинъ!
Руди пожалъ ему руку.—Письмо не дойдетъ! Оно не вернетъ намъ дядю!
Но трудно было Руди объяснить кретину, почему это невозможно.
— Теперь ты опора дома!—сказала тетка, и Руди сталъ ею.
— Напиши мне письмо! Саперли не умеет! Саперли отнесёт его на почту!
— Письмо? — переспросил Руди. — От тебя? Кому?
— Господу Христу!
— Кому?!
Идиот, как они звали кретина, посмотрел на Руди глазами, полными слёз, сложил руки и набожно, торжественно произнёс:
— Иисусу Христу! Саперли хочет послать Ему письмо, попросить Его, чтобы умер Саперли, а не хозяин!
Руди пожал ему руку. — Письмо не дойдёт! Оно не вернёт нам дядю!
Но трудно было Руди объяснить кретину, почему это невозможно.
— Теперь ты опора дома! — сказала тётка, и Руди стал ею.
Кто первый стрѣлокъ въ кантонѣ Валлисъ? Спроси у сернъ, онѣ знаютъ. „Берегись Руди!“ сказали бы онѣ. А кто первый красавецъ? „Руди!“ сказали бы дѣвушки, но онѣ не говорили: „Берегись Руди!“ Не говорили этого и степенныя матушки: онъ кланялся имъ такъ же привѣтливо, какъ и молоденькимъ дочкамъ. Да, красивый онъ былъ парень! Смѣлый, веселый, смуглый, съ бѣлыми, блестящими зубами и черными, какъ уголь, сверкающими глазами. И всего-то ему было двадцать лѣтъ! Онъ не боялся купаться въ холодной водѣ, плавалъ, какъ рыба, карабкался по горамъ, какъ никто, лѣпился къ отвѣснымъ скаламъ не хуже улитки,—мускулами и жилами онъ похвалиться могъ. Прыгать онъ тоже умѣлъ; первымъ его учителемъ былъ, вѣдь, котъ, а потомъ серны. Лучшимъ, надежнѣйшимъ проводникомъ тоже считался Руди, и этимъ занятіемъ онъ могъ бы составить себѣ цѣлое состояніе. Бондарнымъ же ремесломъ, которому также научилъ его дядя, онъ не занимался: его страстью была охота за сернами, но и это занятіе приносило доходы. Руди считался поэтому „хорошею партіей“ для любой дѣвушки; только бы онъ не занесся слишкомъ высоко! Отличался онъ и въ танцахъ, да такъ, что о красавцѣ-танцорѣ бредили и во снѣ, и на яву всѣ дѣвушки.
Кто первый стрелок в кантоне Валлис? Спроси у серн, они знают. «Берегись Руди!» сказали бы они. А кто первый красавец? «Руди!» сказали бы девушки, но они не говорили: «Берегись Руди!» Не говорили этого и степенные матушки: он кланялся им так же приветливо, как и молоденьким дочкам. Да, красивый он был парень! Смелый, весёлый, смуглый, с белыми, блестящими зубами и чёрными, как уголь, сверкающими глазами. И всего-то ему было двадцать лет! Он не боялся купаться в холодной воде, плавал, как рыба, карабкался по горам, как никто, лепился к отвесным скалам не хуже улитки, — мускулами и жилами он похвалиться мог. Прыгать он тоже умел; первым его учителем был, ведь, кот, а потом серны. Лучшим, надёжнейшим проводником тоже считался Руди, и этим занятием он мог бы составить себе целое состояние. Бондарным же ремеслом, которому также научил его дядя, он не занимался: его страстью была охота за сернами, но и это занятие приносило доходы. Руди считался поэтому «хорошею партией» для любой девушки; только бы он не занёсся слишком высоко! Отличался он и в танцах, да так, что о красавце-танцоре бредили и во сне, и наяву все девушки.
