крикомъ носились надъ головой Юргена; сонливо покачивавшіяся на волнахъ дикія утки при его приближеніи испуганно взлетали кверху. А силы пловца все падали… Онъ чувствовалъ это; до берега оставалось плыть еще немало, но помощь была близка, лодка подходила. Вдругъ онъ ясно увидалъ подъ водою бѣлую, смотрѣвшую на него въ упоръ, фигуру… Волна подхватила его, фигура приблизилась… Онъ почувствовалъ ударъ… все померкло въ глазахъ!..
На рифѣ подъ водою засѣлъ обломокъ корабля съ галліономъ, изображавшимъ женщину, опиравшуюся на якорь. Объ его то остріе, торчавшее кверху, и ударился Юргенъ, подгоняемый теченіемъ. Безъ чувствъ погрузился онъ въ воду вмѣстѣ со своею ношей, но слѣдующая волна опять вскинула ихъ кверху.
Рыбаки втащили обоихъ въ лодку; лицо Юргена было все въ крови; онъ лежалъ, какъ мертвый, но дѣвушку держалъ такъ крѣпко, что ее едва высвободили у него изъ рукъ. Безжизненную, блѣдную положили ее на дно лодки, направлявшейся къ Скагену.
Были пущены въ ходъ всѣ средства, но вернуть Клару къ жизни не удалось. Давно уже плылъ Юргенъ съ трупомъ въ объятіяхъ, боролся и изнемогалъ, спасая мертвую.
А самъ Юргенъ еще дышалъ, и его отнесли въ ближайшій домъ за дюнами. Какой-то фельдшеръ, бывшій въ то же время и кузнецомъ и мелочнымъ торговцемъ, перевязалъ его рану въ ожиданіи лекаря, за которымъ послали въ Гьёррингъ.
У больного былъ затронутъ мозгъ; онъ лежалъ въ бреду, испуская дикіе крики, но на третій день впалъ въ забытье. Жизнь, казалось, висѣла въ немъ на волоскѣ и, по словамъ лекаря, лучше было бы если бы волосокъ этотъ порвался.
— Дай Богъ, чтобы онъ умеръ! Ему не бывать больше человѣкомъ!
Но онъ не умеръ, волосокъ не порвался; зато порвалась нить воспоминаній, были подрѣзаны въ корнѣ всѣ умственныя способности—вотъ что ужасно! Осталось одно тѣло, которое готовилось выздоровѣть и жить по своему.
Купецъ Брённе взялъ Юргена къ себѣ.
— Онъ пострадалъ, спасая наше дитя!—сказалъ старикъ.—Теперь онъ нашъ сынъ.
Юргена стали звать полоумнымъ. Но это было несовсѣмъ
криком носились над головой Юргена; сонливо покачивавшиеся на волнах дикие утки при его приближении испуганно взлетали кверху. А силы пловца всё падали… Он чувствовал это; до берега оставалось плыть ещё немало, но помощь была близка, лодка подходила. Вдруг он ясно увидал под водою белую, смотревшую на него в упор, фигуру… Волна подхватила его, фигура приблизилась… Он почувствовал удар… всё померкло в глазах!..
На рифе под водою засел обломок корабля с галлионом, изображавшим женщину, опиравшуюся на якорь. О его то острие, торчавшее кверху, и ударился Юрген, подгоняемый течением. Без чувств погрузился он в воду вместе со своею ношей, но следующая волна опять вскинула их кверху.
Рыбаки втащили обоих в лодку; лицо Юргена было всё в крови; он лежал, как мёртвый, но девушку держал так крепко, что её едва высвободили у него из рук. Безжизненную, бледную положили её на дно лодки, направлявшейся к Скагену.
Были пущены в ход все средства, но вернуть Клару к жизни не удалось. Давно уже плыл Юрген с трупом в объятиях, боролся и изнемогал, спасая мёртвую.
А сам Юрген ещё дышал, и его отнесли в ближайший дом за дюнами. Какой-то фельдшер, бывший в то же время и кузнецом и мелочным торговцем, перевязал его рану в ожидании лекаря, за которым послали в Гьёрринг.
У больного был затронут мозг; он лежал в бреду, испуская дикие крики, но на третий день впал в забытьё. Жизнь, казалось, висела в нём на волоске и, по словам лекаря, лучше было бы если бы волосок этот порвался.
— Дай Бог, чтобы он умер! Ему не бывать больше человеком!
Но он не умер, волосок не порвался; зато порвалась нить воспоминаний, были подрезаны в корне все умственные способности — вот что ужасно! Осталось одно тело, которое готовилось выздороветь и жить по-своему.
Купец Брённе взял Юргена к себе.
— Он пострадал, спасая наше дитя! — сказал старик. — Теперь он наш сын.
Юргена стали звать полоумным. Но это было не совсем
