Всю ночь наканунѣ торжества просидѣли обманщики за работой и сожгли больше шестнадцати свѣчей,—такъ они старались кончить къ сроку новый нарядъ для короля. Они притворялись, что снимаютъ ткань со станковъ, кроятъ ее большими ножницами и потомъ шьютъ иголками безъ нитокъ.
Наконецъ, они объявили:
— Готово!
Король, въ сопровожденіи свиты, самъ пришелъ къ нимъ одѣваться. Обманщики поднимали кверху руки, будто держали что-то, приговаривая:
— Вотъ панталоны, вотъ камзолъ, вотъ кафтанъ! Чудесный нарядъ! Легокъ, какъ паутина, и не почувствуешь его на тѣлѣ! Но въ этомъ-то вся и прелесть!
— Да, да!—говорили придворные, но они ничего не видали,—нечего, вѣдь, было и видѣть.
— Соблаговолите теперь раздѣться и стать вотъ тутъ передъ большимъ зеркаломъ!—сказали королю обманщики.—Мы нарядимъ васъ!
Король раздѣлся, и обманщики принялись наряжать его: они дѣлали видъ, какъ будто надѣваютъ на него одну часть одежды за другой и, наконецъ, прикрѣпляютъ что-то въ плечахъ и на таліи,—это они надѣвали на него королевскую мантію! А король въ это время поворачивался передъ зеркаломъ во всѣ стороны.
— Боже, какъ идетъ! Какъ чудно сидитъ!—шептали въ свитѣ.—Какой рисунокъ, какія краски! Роскошный нарядъ!
— Балдахинъ ждетъ!—доложилъ оберъ-церемонимейстеръ.
— Я готовъ!—сказалъ король.—Хорошо-ли сидитъ платье?
И онъ еще разъ повернулся передъ зеркаломъ: надо, вѣдь, было показать, что онъ внимательно разсматриваетъ свой нарядъ.
Камергеры, которые должны были нести шлейфъ королевской мантіи, сдѣлали видъ, будто приподняли что-то съ полу, и пошли за королемъ, вытягивая передъ собой руки,—они не смѣли и виду подать, что ничего не видятъ.
И вотъ, король шествовалъ по улицамъ подъ роскошнымъ балдахиномъ, а въ народѣ говорили:
— Ахъ, какой нарядъ! Какая роскошная мантія! Какъ чудно сидитъ!
Ни единый человѣкъ не сознался, что ничего не видитъ,
Всю ночь накануне торжества просидели обманщики за работой и сожгли больше шестнадцати свечей, — так они старались кончить к сроку новый наряд для короля. Они притворялись, что снимают ткань со станков, кроят её большими ножницами и потом шьют иголками без ниток.
Наконец, они объявили:
— Готово!
Король, в сопровождении свиты, сам пришёл к ним одеваться. Обманщики поднимали кверху руки, будто держали что-то, приговаривая:
— Вот панталоны, вот камзол, вот кафтан! Чудесный наряд! Лёгок, как паутина, и не почувствуешь его на теле! Но в этом-то вся и прелесть!
— Да, да! — говорили придворные, но они ничего не видали, — нечего, ведь, было и видеть.
— Соблаговолите теперь раздеться и стать вот тут перед большим зеркалом! — сказали королю обманщики. — Мы нарядим вас!
Король разделся, и обманщики принялись наряжать его: они делали вид, как будто надевают на него одну часть одежды за другой и, наконец, прикрепляют что-то в плечах и на талии, — это они надевали на него королевскую мантию! А король в это время поворачивался перед зеркалом во все стороны.
— Боже, как идёт! Как чудно сидит! — шептали в свите. — Какой рисунок, какие краски! Роскошный наряд!
— Балдахин ждёт! — доложил обер-церемонимейстер.
— Я готов! — сказал король. — Хорошо ли сидит платье?
И он ещё раз повернулся перед зеркалом: надо, ведь, было показать, что он внимательно рассматривает свой наряд.
Камергеры, которые должны были нести шлейф королевской мантии, сделали вид, будто приподняли что-то с полу, и пошли за королём, вытягивая перед собой руки, — они не смели и виду подать, что ничего не видят.
И вот, король шествовал по улицам под роскошным балдахином, а в народе говорили:
— Ах, какой наряд! Какая роскошная мантия! Как чудно сидит!
Ни единый человек не сознался, что ничего не видит,
