могло войти гораздо больше, а настойка-то была очень хорошая и даже цѣлебная—полезная для желудка. Итакъ, бутылку наполнили уже не краснымъ виномъ, а горькою настойкой, но и это хорошо—для желудка. Въ сундукъ, вмѣсто маленькой, была уложена большая бутылка, и послѣдняя, такимъ образомъ, отправилась въ плаваніе вмѣстѣ съ Петромъ Іенсеномъ, а онъ служилъ на одномъ кораблѣ съ молодымъ штурманомъ. Но молодой человѣкъ не увидѣлъ бутылки, да если бы и увидѣлъ—не узналъ бы; ему бы и въ голову не пришло, что это та самая, изъ которой они пили въ лѣсу за его помолвку и счастливое возвращеніе домой.
Правда, въ бутылкѣ больше не было вина, но кое-что не хуже, и Петръ Іенсенъ частенько вынималъ свою „аптеку“, какъ величали бутылку его товарищи, и наливалъ имъ лекарства, которое такъ хорошо дѣйствовало на желудокъ. И лекарство сохраняло свое цѣлебное свойство вплоть до послѣдней своей капли. Веселое то было времячко! Бутылка даже пѣла, когда по ней водили пробкой, и за это ее прозвали „большимъ жаворонкомъ“ или „жаворонкомъ Петра Іенсена“.
Прошло много времени; бутылка давно стояла въ углу пустою; вдругъ стряслась бѣда. Случилось-ли несчастье еще на пути въ чужіе края или уже на обратномъ пути—бутылка не знала,—она, вѣдь, ни разу не сходила на берегъ. Разразилась буря; огромныя черныя волны бросали корабль, какъ мячикъ, мачта сломалась, въ кораблѣ образовалась пробоина и течь, помпы перестали дѣйствовать. Тьма стояла непроглядная, корабль накренился и началъ погружаться въ воду. Въ эти-то послѣднія минуты молодой штурманъ успѣлъ набросать на клочкѣ бумаги нѣсколько словъ: „Господи помилуй! Мы погибаемъ!“ Потомъ онъ написалъ имя своей невѣсты, свое и названіе корабля, свернулъ бумажку въ трубочку, сунулъ въ первую попавшуюся пустую бутылку, крѣпко заткнулъ ее пробкой и бросилъ въ бушующія волны. Онъ и не зналъ, что это та самая бутылка, изъ которой онъ наливалъ въ стаканы доброе вино въ счастливый день своей помолвки. Теперь она, качаясь, поплыла по волнамъ, унося его прощальный предсмертный привѣтъ.
Корабль пошелъ ко дну, весь экипажъ тоже, а бутылка понеслась по морю, какъ птица; она несла, вѣдь, сердечный привѣтъ жениха невѣстѣ! Солнышко вставало и садилось,
могло войти гораздо больше, а настойка-то была очень хорошая и даже целебная — полезная для желудка. Итак, бутылку наполнили уже не красным вином, а горькою настойкой, но и это хорошо — для желудка. В сундук, вместо маленькой, была уложена большая бутылка, и последняя, таким образом, отправилась в плавание вместе с Петром Йенсеном, а он служил на одном корабле с молодым штурманом. Но молодой человек не увидел бутылки, да если бы и увидел — не узнал бы; ему бы и в голову не пришло, что это та самая, из которой они пили в лесу за его помолвку и счастливое возвращение домой.
Правда, в бутылке больше не было вина, но кое-что не хуже, и Петр Йенсен частенько вынимал свою «аптеку», как величали бутылку его товарищи, и наливал им лекарства, которое так хорошо действовало на желудок. И лекарство сохраняло своё целебное свойство вплоть до последней своей капли. Весёлое то было времечко! Бутылка даже пела, когда по ней водили пробкой, и за это её прозвали «большим жаворонком» или «жаворонком Петра Йенсена».
Прошло много времени; бутылка давно стояла в углу пустою; вдруг стряслась беда. Случилось ли несчастье ещё на пути в чужие края или уже на обратном пути — бутылка не знала, — она, ведь, ни разу не сходила на берег. Разразилась буря; огромные чёрные волны бросали корабль, как мячик, мачта сломалась, в корабле образовалась пробоина и течь, помпы перестали действовать. Тьма стояла непроглядная, корабль накренился и начал погружаться в воду. В эти-то последние минуты молодой штурман успел набросать на клочке бумаги несколько слов: «Господи помилуй! Мы погибаем!» Потом он написал имя своей невесты, своё и название корабля, свернул бумажку в трубочку, сунул в первую попавшуюся пустую бутылку, крепко заткнул её пробкой и бросил в бушующие волны. Он и не знал, что это та самая бутылка, из которой он наливал в стаканы доброе вино в счастливый день своей помолвки. Теперь она, качаясь, поплыла по волнам, унося его прощальный предсмертный привет.
Корабль пошёл ко дну, весь экипаж тоже, а бутылка понеслась по морю, как птица; она несла, ведь, сердечный привет жениха невесте! Солнышко вставало и садилось,
