Всѣ домашніе одного почтеннаго горожанина, имѣвшаго въ маленькомъ провинціальномъ городкѣ собственный домъ, собрались вечеромъ въ кружокъ и вели пріятную бесѣду. Дѣло было какъ-разъ въ ту пору года, когда, по поговоркѣ, „вечера вытягиваются“, но погода стояла еще мягкая и теплая. Въ комнатѣ горѣла лампа, длинныя оконныя занавѣси спускались до самаго пола, закрывая собою стоявшіе на окнахъ цвѣты. На дворѣ ярко сіялъ мѣсяцъ, но разговоръ шелъ не о немъ, а о большомъ старомъ камнѣ, что лежалъ во дворѣ у самаго кухоннаго порога; на него опрокидывала прислуга вычищенную мѣдную посуду, чтобы она пообсохла на солнышкѣ, на немъ любили играть и ребятишки, по настоящему же камень былъ старою могильною плитой.
— Я думаю,—сказалъ хозяинъ дома:—что она со стараго монастырскаго кладбища. Когда монастырь упразднили, все, вѣдь, пошло въ продажу—и каѳедры, и доски съ эпитафіями, и могильныя плиты. Покойный отецъ мой купилъ много такихъ плитъ; ихъ разбивали въ мелкіе куски и мостили ими улицу, а эта, вотъ, одна уцѣлѣла, да такъ и осталась лежать на дворѣ.
— Вѣдь, сразу видно, что это могильная плита!—сказалъ старшій изъ дѣтей.—На ней еще можно разглядѣть песочные часы и часть фигуры ангела; зато надпись почти совсѣмъ стерлась, и можно разобрать только имя „Пребенъ“, затѣмъ большую букву С, а пониже имя „Марта“,—да и то лишь послѣ дождя или послѣ того, какъ плиту хорошенько вымоютъ.
— Ахъ, Господи! Такъ это плита съ могилы Пребена Сване и его жены!—сказалъ одинъ старичокъ, который по годамъ могъ быть дѣдушкой всѣхъ присутствовавшихъ въ комнатѣ.—Да, они чуть-ли не послѣдними были погребены на старомъ монастырскомъ кладбищѣ. Славные, почтенные были старички! Я помню ихъ еще съ дѣтскихъ лѣтъ. Всѣ въ городѣ знали и любили ихъ; они были у насъ тутъ старѣйшею супружескою четой—королемъ съ королевой. Говорили, будто у нихъ сундуки ломятся отъ золота, а они одѣвались всегда такъ просто, въ платье изъ самой грубой матеріи, и только бѣлье на нихъ всегда отличалось ослѣпительною бѣлизной. Славною парочкой были ста-
Все домашние одного почтенного горожанина, имевшего в маленьком провинциальном городке собственный дом, собрались вечером в кружок и вели приятную беседу. Дело было как раз в ту пору года, когда, по поговорке, «вечера вытягиваются», но погода стояла ещё мягкая и тёплая. В комнате горела лампа, длинные оконные занавеси спускались до самого пола, закрывая собою стоявшие на окнах цветы. На дворе ярко сиял месяц, но разговор шёл не о нём, а о большом старом камне, что лежал во дворе у самого кухонного порога; на него опрокидывала прислуга вычищенную медную посуду, чтобы она пообсохла на солнышке, на нём любили играть и ребятишки, по-настоящему же камень был старою могильною плитой.
— Я думаю, — сказал хозяин дома: — что она со старого монастырского кладбища. Когда монастырь упразднили, всё, ведь, пошло в продажу — и кафедры, и доски с эпитафиями, и могильные плиты. Покойный отец мой купил много таких плит; их разбивали в мелкие куски и мостили ими улицу, а эта, вот, одна уцелела, да так и осталась лежать на дворе.
— Ведь, сразу видно, что это могильная плита! — сказал старший из детей. — На ней ещё можно разглядеть песочные часы и часть фигуры ангела; зато надпись почти совсем стёрлась, и можно разобрать только имя «Пребен», затем большую букву С, а пониже имя «Марта», — да и то лишь после дождя или после того, как плиту хорошенько вымоют.
— Ах, Господи! Так это плита с могилы Пребена Сване и его жены! — сказал один старичок, который по годам мог быть дедушкой всех присутствовавших в комнате. — Да, они чуть ли не последними были погребены на старом монастырском кладбище. Славные, почтенные были старички! Я помню их ещё с детских лет. Все в городе знали и любили их; они были у нас тут старейшею супружескою четой — королём с королевой. Говорили, будто у них сундуки ломятся от золота, а они одевались всегда так просто, в платье из самой грубой материи, и только бельё на них всегда отличалось ослепительною белизной. Славною парочкой были ста-
