рую каждое утро находила на листочкахъ. Такъ прошло лѣто и осень; но вотъ, дѣло пошло къ зимѣ, длинной холодной зимѣ. Всѣ пѣвуньи-птички разлетѣлись, кусты и цвѣты увяли, большой лопушиный листъ, подъ которымъ жила Лизокъ съ вершокъ, пожелтѣлъ, весь засохъ и свернулся въ трубочку. Сама крошка мерзла отъ холода: платьице ея все разорвалось, а она была такая маленькая, нѣжная,—замерзай, да и все тутъ! Пошелъ снѣгъ, и каждая снѣжинка была для нея то же, что для насъ цѣлая лопата снѣгу; мы, вѣдь, большіе, а она была всего-то съ вершокъ! Она завернулась было въ сухой листъ, но онъ совсѣмъ не грѣлъ, и бѣдняжка сама дрожала, какъ листъ.
Возлѣ лѣса, куда она попала, лежало большое хлѣбное поле; хлѣбъ давно былъ убранъ; одни голые, сухіе стебельки торчали изъ мерзлой земли; для дѣвочки-крошки это былъ цѣлый лѣсъ. Ухъ! какъ она дрожала отъ холода! И вотъ, пришла бѣдняжка къ дверямъ полевой мыши,—дверью была маленькая дырочка, прикрытая сухими стебельками и былинками. Полевая мышь жила въ теплѣ и довольствѣ: все помѣщеніе было биткомъ набито хлѣбными зернами; кухня и кладовая у нея были великолѣпныя! Лизокъ съ вершокъ стала у порога, какъ нищенка, и попросила подать ей кусочекъ ячменнаго зерна,—она два дня ничего не ѣла!
— Ахъ, ты, бѣдняжка!—сказала полевая мышь,—она была, въ сущности, добрая старуха.—Ступай сюда, погрѣйся, да поѣшь со мною!
Дѣвочка очень понравилась мыши, и мышь сказала:
— Ты можешь жить у меня всю зиму, только убирай хорошенько мое помѣщеніе, да разсказывай мнѣ сказки; я до нихъ большая охотница.
И Лизокъ съ вершокъ стала дѣлать все, что приказывала ей мышь, и зажила отлично.
— Скоро, пожалуй, у насъ будутъ гости,—сказала разъ полевая мышь:—мой сосѣдъ обыкновенно навѣщаетъ меня разъ въ недѣлю. Онъ живетъ еще куда лучше меня; у него огромныя залы, а ходитъ онъ въ чудесной черной бархатной шубкѣ. Вотъ если бы тебѣ удалось выйдти за него замужъ! Ты бы зажила на славу! Бѣда только, что онъ слѣпъ и не можетъ видѣть тебя; ну, зато ты должна разсказать ему самыя лучшія сказки, какія только знаешь.
рую каждое утро находила на листочках. Так прошло лето и осень; но вот, дело пошло к зиме, длинной холодной зиме. Все певуньи-птички разлетелись, кусты и цветы увяли, большой лопушиный лист, под которым жила Лизок с вершок, пожелтел, весь засох и свернулся в трубочку. Сама крошка мёрзла от холода: платьице её всё разорвалось, а она была такая маленькая, нежная, — замерзай, да и всё тут! Пошёл снег, и каждая снежинка была для неё то же, что для нас целая лопата снегу; мы, ведь, большие, а она была всего-то с вершок! Она завернулась было в сухой лист, но он совсем не грел, и бедняжка сама дрожала, как лист.
Возле леса, куда она попала, лежало большое хлебное поле; хлеб давно был убран; одни голые, сухие стебельки торчали из мёрзлой земли; для девочки-крошки это был целый лес. Ух! как она дрожала от холода! И вот, пришла бедняжка к дверям полевой мыши, — дверью была маленькая дырочка, прикрытая сухими стебельками и былинками. Полевая мышь жила в тепле и довольстве: всё помещение было битком набито хлебными зёрнами; кухня и кладовая у неё были великолепные! Лизок с вершок стала у порога, как нищенка, и попросила подать ей кусочек ячменного зерна, — она два дня ничего не ела!
— Ах, ты, бедняжка! — сказала полевая мышь, — она была, в сущности, добрая старуха. — Ступай сюда, погрейся, да поешь со мною!
Девочка очень понравилась мыши, и мышь сказала:
— Ты можешь жить у меня всю зиму, только убирай хорошенько моё помещение, да рассказывай мне сказки; я до них большая охотница.
И Лизок с вершок стала делать всё, что приказывала ей мышь, и зажила отлично.
— Скоро, пожалуй, у нас будут гости, — сказала раз полевая мышь: — мой сосед обыкновенно навещает меня раз в неделю. Он живёт ещё куда лучше меня; у него огромные залы, а ходит он в чудесной чёрной бархатной шубке. Вот если бы тебе удалось выйти за него замуж! Ты бы зажила на славу! Беда только, что он слеп и не может видеть тебя; ну, зато ты должна рассказать ему самые лучшие сказки, какие только знаешь.
