И онъ побѣжалъ дальше, не останавливаясь ни днемъ, ни ночью. Хлѣбы были съѣдены, ветчина тоже, и вотъ Герда очутилась въ Лапландіи.
Олень остановился у жалкой избушки; крыша спускалась до самой земли, а дверь была такая низенькая, что людямъ приходилось проползать въ нее на четверенькахъ. Дома была одна старуха-лапландка, жарившая, при свѣтѣ жировой лампы, рыбу. Сѣверный олень разсказалъ лапландкѣ всю исторію Герды, но сначала разсказалъ свою собственную,—она казалась ему гораздо важнѣе. Герда же такъ окоченѣла отъ холода, что и говорить не могла.
— Ахъ вы, бѣдняги!—сказала лапландка.—Долгій же вамъ еще предстоитъ путь! Придется сдѣлать сто миль слишкомъ, пока доберетесь до Финляндіи[1], гдѣ Снѣжная королева живетъ на дачѣ и каждый вечеръ зажигаетъ голубые бенгальскіе огни. Я напишу пару словъ на сушеной трескѣ,—бумаги у меня нѣтъ—а вы снесете ее финнкѣ, которая живетъ въ тѣхъ мѣстахъ и лучше моего съумѣетъ научить васъ, что надо дѣлать.
Когда Герда согрѣлась, поѣла и попила, лапландка написала пару словъ на сушеной трескѣ, велѣла Гердѣ хорошенько беречь ее, потомъ привязала дѣвочку къ спинѣ оленя, и тотъ снова помчался. Небо опять фукало и выбрасывало столбы чудеснаго голубого пламени. Такъ добѣжалъ олень съ Гердой и до Финляндіи и постучался въ дымовую трубу финнки,—у нея и дверей-то не было.
Ну, и жара стояла въ ея жильѣ! Сама финнка, низенькая, грязная женщина, ходила полуголая. Живо стащила она съ Герды все платье, рукавицы и сапоги,—иначе дѣвочкѣ было бы черезчуръ жарко—положила оленю на голову кусокъ льда и затѣмъ принялась читать то, что было написано на сушеной трескѣ. Она прочла все отъ слова до слова три раза, пока не заучила наизусть, и потомъ сунула треску въ суповый котелъ,—рыба, вѣдь, еще годилась въ пищу, а у финнки ничего даромъ не пропадало.
Тутъ олень разсказалъ сначала свою исторію, а потомъ исторію Герды. Финнка мигала своими умными глазками, но не говорила ни слова.
- ↑ В оригинале — Финнмарк (Finmarken), самая северная часть континентальной Норвегии. (прим. редактора Викитеки)
И он побежал дальше, не останавливаясь ни днём, ни ночью. Хлебы были съедены, ветчина тоже, и вот Герда очутилась в Лапландии.
Олень остановился у жалкой избушки; крыша спускалась до самой земли, а дверь была такая низенькая, что людям приходилось проползать в неё на четвереньках. Дома была одна старуха-лапландка, жарившая, при свете жировой лампы, рыбу. Северный олень рассказал лапландке всю историю Герды, но сначала рассказал свою собственную, — она казалась ему гораздо важнее. Герда же так окоченела от холода, что и говорить не могла.
— Ах вы, бедняги! — сказала лапландка. — Долгий же вам ещё предстоит путь! Придётся сделать сто миль с лишком, пока доберётесь до Финляндии[1], где Снежная королева живёт на даче и каждый вечер зажигает голубые бенгальские огни. Я напишу пару слов на сушёной треске́, — бумаги у меня нет — а вы снесёте её финке, которая живёт в тех местах и лучше моего сумеет научить вас, что надо делать.
Когда Герда согрелась, поела и попила, лапландка написала пару слов на сушёной треске, велела Герде хорошенько беречь её, потом привязала девочку к спине оленя, и тот снова помчался. Небо опять фукало и выбрасывало столбы чудесного голубого пламени. Так добежал олень с Гердой и до Финляндии и постучался в дымовую трубу финки, — у неё и дверей-то не было.
Ну, и жара стояла в её жилье! Сама финка, низенькая, грязная женщина, ходила полуголая. Живо стащила она с Герды всё платье, рукавицы и сапоги, — иначе девочке было бы чересчур жарко — положила оленю на голову кусок льда и затем принялась читать то, что было написано на сушёной треске. Она прочла всё от слова до слова три раза, пока не заучила наизусть, и потом сунула треску в суповый котёл, — рыба, ведь, ещё годилась в пищу, а у финки ничего даром не пропадало.
Тут олень рассказал сначала свою историю, а потом историю Герды. Финка мигала своими умными глазками, но не говорила ни слова.