прикручена къ столу за хвостъ и за голову шнуркомъ. Жизнь такъ и била въ этой картинѣ ключемъ, и всѣ были отъ нея въ восторгѣ. Картина принадлежала, какъ говорили, кисти молодого флорентинца, найденнаго гдѣ-то на улицѣ еще ребенкомъ, воспитаннаго старикомъ-перчаточникомъ и самоучкою выучившагося рисовать. Одинъ знаменитый теперь художникъ случайно открылъ его талантъ, когда мальчугана выгоняли вонъ изъ дома за то, что онъ, желая срисовать хозяйкину любимицу-собачку, связалъ и чуть-чуть не задушилъ ея.
Изъ ученика-перчаточника вышелъ великій художникъ,—объ этомъ свидѣтельствовала и упомянутая картина, въ особенности же та, большая, что находилась рядомъ. На ней была всего одна фигура: прелестный оборванный мальчуганъ крѣпко спалъ, сидя на бронзовомъ кабанѣ изъ переулка Порта-Росса.[1]
Всѣмъ зрителямъ было хорошо знакомо это мѣсто. Руки мальчика покоились на головѣ кабана. Милое, блѣдное дѣтское личико было ярко освѣщено лучами отъ лампады, висѣвшей передъ образомъ Мадонны. Картина была чудная! На уголъ великолѣпной золотой рамы былъ повѣшенъ лавровый вѣнокъ, но между зелеными листьями вилась черная лента и черный флеръ.
Молодой художникъ незадолго передъ тѣмъ умеръ.
- ↑ Бронзовый кабанъ—копія; оригиналъ же—мраморный и стоитъ у входа въ галлерею паллацо degli Uffize. Примѣч. авт.
прикручена к столу за хвост и за голову шнурком. Жизнь так и била в этой картине ключом, и все были от неё в восторге. Картина принадлежала, как говорили, кисти молодого флорентинца, найденного где-то на улице ещё ребёнком, воспитанного стариком-перчаточником и самоучкою выучившегося рисовать. Один знаменитый теперь художник случайно открыл его талант, когда мальчугана выгоняли вон из дома за то, что он, желая срисовать хозяйкину любимицу-собачку, связал и чуть-чуть не задушил её.
Из ученика-перчаточника вышел великий художник, — об этом свидетельствовала и упомянутая картина, в особенности же та, большая, что находилась рядом. На ней была всего одна фигура: прелестный оборванный мальчуган крепко спал, сидя на бронзовом кабане из переулка Порта-Росса.[1]
Всем зрителям было хорошо знакомо это место. Руки мальчика покоились на голове кабана. Милое, бледное детское личико было ярко освещено лучами от лампады, висевшей перед образом Мадонны. Картина была чудная! На угол великолепной золотой рамы был повешен лавровый венок, но между зелёными листьями вилась чёрная лента и чёрный флёр.
Молодой художник незадолго перед тем умер.
Мы только что сдѣлали маленькое путешествіе и опять пустились въ новое, еще болѣе далекое. Куда? Въ Спарту! Въ Микены! Въ Дельфы![2] Тамъ тысячи мѣстъ, при одномъ названіи которыхъ сердце вспыхиваетъ желаніемъ путешествовать. Тамъ приходится пробираться верхомъ, взбираться по горнымъ тропинкамъ, продираться сквозь кустарники и ѣздить не иначе, какъ цѣлымъ караваномъ. Самъ ѣдешь верхомъ рядомъ съ проводникомъ, затѣмъ идетъ вьючная лошадь съ чемоданомъ, палаткой и провизіей и, наконецъ, въ видѣ прикрытія, двое солдатъ. Тамъ ужъ нечего надѣяться отдохнуть, послѣ утомительнаго дневного переѣзда, въ гостиницѣ, кровомъ путнику должна
- ↑ Бронзовый кабан — копия; оригинал же — мраморный и стоит у входа в галерею паллацо degli Uffize. Примеч. авт.
- ↑ Дельфы — древнегреческий город. (прим. редактора Викитеки)
Мы только что сделали маленькое путешествие и опять пустились в новое, ещё более далёкое. Куда? В Спарту! В Микены! В Дельфы![1] Там тысячи мест, при одном названии которых сердце вспыхивает желанием путешествовать. Там приходится пробираться верхом, взбираться по горным тропинкам, продираться сквозь кустарники и ездить не иначе, как целым караваном. Сам едешь верхом рядом с проводником, затем идёт вьючная лошадь с чемоданом, палаткой и провизией и, наконец, в виде прикрытия, двое солдат. Там уж нечего надеяться отдохнуть, после утомительного дневного переезда, в гостинице, кровом путнику должна
