— «Вотъ и отлично… Теперь я совсѣмъ одна… Никто не будетъ ѣсть моего варенья, моего сахара, моихъ крошечекъ… Ахъ, какъ хорошо!..»
Она облетѣла всѣ комнаты и еще разъ убѣдилась, что она совершенно одна. Теперь можно было дѣлать рѣшительно все, что захочется. А какъ хорошо, что въ комнатахъ такъ тепло! Зима—тамъ на улицѣ, а въ комнатахъ и тепло, и свѣтло, и уютно, особенно когда вечеромъ зажигали лампы и свѣчи. Съ первой лампой, впрочемъ, вышла маленькая непріятность.—Муха налетѣла, было, опять прямо на огонь и чуть не сгорѣла.
— Это, вѣроятно, зимняя ловушка для мухъ,—сообразила она, потирая обожженныя лапки.—Нѣтъ, меня не проведете… О, я отлично все понимаю!.. Вы хотите сжечь послѣднюю муху? А я этого совсѣмъ не желаю… Тоже вотъ и плита въ кухнѣ,—развѣ я не понимаю, что это тоже ловушка для мухъ?..
Послѣдняя Муха была счастлива всего нѣсколько дней, а потомъ вдругъ ей сдѣлалось скучно, такъ скучно, такъ скучно, что, кажется, и не разсказать. Конечно, ей было тепло, она была сыта, а потомъ,—потомъ она стала скучать. Полетаетъ, полетаетъ, отдох-