и никого не обижу. Рыба и птица тоже хочетъ пообѣдать… У васъ, значитъ, своя пища. Зачѣмъ же ссориться? Воробей Воробеичъ откопалъ червяка, значитъ, онъ его заработалъ и, значитъ, червякъ—его…
— Позвольте, дяденька…—послышался въ толпѣ птицъ тоненькій голосокъ.
Птицы раздвинулись и пустили впередъ бекасика-песочника, который подошелъ къ самому трубочисту на своихъ тоненькихъ ножкахъ.
— Дяденька, это неправда.
— Что неправда?
— Да червяка-то, вѣдь, я нашелъ… Вонъ спросите утокъ,—онѣ видѣли. Я его нашелъ, а Воробей налетѣлъ и укралъ.
Трубочистъ смутился. Выходило совсѣмъ не то.
— Какъ же это такъ?..—бормоталъ онъ, собираясь съ мыслями.—Эй, Воробей Воробеичъ, ты это что же, въ самомъ дѣлѣ, обманываешь?
— Это не я вру, а бекасъ вретъ. Онъ сговорился вмѣстѣ съ утками…
— Что-то не тово, братъ… гмъ… да! Конечно, червячокъ—пустяки; а только вотъ не хорошо красть. А кто укралъ, тотъ долженъ врать… Такъ я говорю? Да…
