чалъ про меня третьяго дня? И еще какъ кричалъ,—всѣ сосѣди слышали. Онъ, кажется, называлъ меня даже очень глупымъ… Что-то въ этомъ родѣ, вообще.
— Ахъ, какой ты странный!—удивлялась Индюшка.—Развѣ ты не знаешь, отчего онъ вообще кричитъ?
— Ну, отчего?
— Кхе-кхе-кхе… Очень просто, и всѣмъ извѣстно. Ты—пѣтухъ и онъ—пѣтухъ, только, онъ совсѣмъ-совсѣмъ простой пѣтухъ, самый обыкновенный пѣтухъ, а ты—настоящій индѣйскій, заморскій пѣтухъ,—вотъ онъ и кричитъ отъ зависти. Каждой птицѣ хочется быть индѣйскимъ пѣтухомъ… Кхе-кхе-кхе!..
— Ну, это трудненько, матушка… Ха-ха! Ишь, чего захотѣли… Какой-нибудь простой пѣтушишка—и вдругъ хочетъ сдѣлаться индѣйскимъ,—нѣтъ, братъ, шалишь!.. Никогда ему не бывать индѣйскимъ…
Индюшка была такая скромная и добрая птица и постоянно огорчалась, что Индюкъ вѣчно съ кѣмъ-нибудь ссорился. Вотъ и сегодня, не успѣлъ проснуться, а ужъ придумываетъ, съ кѣмъ бы затѣять ссору или даже и драку. Вообще, самая безпокойная птица, хотя и не злая. Индюшкѣ дѣлалось немного обидно, когда другія птицы начина-
