моими глазами. Если бы ты слышала, как я: — приложи к уху раковину: в ней шум вечной волны; если бы ты любила, как я, — все, в твоем письме я нашел бы, кроме любви и чека, — улыбку. И он продолжал плавать, пока „Ансельм“ не прибыл с грузом в Дубельт, откуда, пользуясь остановкой, двадцатилетний Грэй отправился навестить замок.
Все было то же, кругом; так-же нерушимо в подробностях и в общем впечатлении, как пять лет назад, лишь гуще стала листва молодых вязов; ея узор, на фасаде здания, сдвинулся и разросся.
Слуги, сбежавшиеся к нему, обрадовались, встрепенулись и замерли в той же почтительности, с какой, как бы не далее как вчера, встречали этого Грэя. Ему сказали, где мать; он прошел в высокое помещение и, тихо прикрыв дверь, неслышно остановился, смотря на поседевшую женщину в черном платье. Она стояла перед распятием; ея страстный шепот был звучен, как полное биение сердца. — „О плавающих, путешествующих, болеющих, страдающих и плененных“ слышал, коротко дыша, Грэй. Затем было сказано: — „и мальчику мое-
