гетману говорилъ, (что ты) великій государь, по ево гетманову челобитью, послалъ на Запорожье къ кошевому атаману и ко всему при немъ будучему войску на прежнюю свою царьского величества грамоту, какова была послана съ Михалкомъ Стрынжею съ товарыщи, чтобъ онѣ отъ самовольства отстали и бунтовъ заводить престали, а у нево, гетмана, были въ послушаньѣ, также и къ Плотавскому полковнику къ Мартыну Пушкарю твоя великого государя грамота послана о томъ же съ стольникомъ Иваномъ Альфимовымъ, а съ той твоей царьского величества грамоты присланъ со мною, холопомъ твоимъ, къ нему, гетману, для вѣдома списокъ. И списокъ ему, гетману, отдалъ и говорилъ, что мнѣ, по твоему государеву указу, велѣно у нево, гетмана, помѣшкать.
И гетманъ сердитовавъ говорилъ: давно бы было такова вора, приславъ, велѣть карать или бы прислать въ Войско Запорожское; я де къ великому государю писалъ многожды, чтобъ Пушкаря велѣлъ смирить до Велика-дня, а будетъ де не изволитъ ево смирить, и я де самъ съ нимъ управлюсь; можно де было по сю пору ево смирить, такъ бы де православные христіане были вцѣлѣ, которые отъ него безвинно побиты; и я де терпѣлъ, ожидая его великого государя указу; еще бъ де я ево, Пушкаря, смирилъ зимою мечемъ да огнемъ: я де и булавы имать не хотѣлъ, хотѣлъ жить въ покоѣ; царьского де величества ближней окольничей и оружейничей и намѣстникъ Ржевской Богданъ Матвѣевичъ Хитрово хотѣлъ, взявъ ево, Пушкаря, привесть ко мнѣ, да не только привелъ, но и пущѣе ему поволилъ, давъ ему соболи да отпустилъ; а къ Барабашу де што и писать! Барабашъ де нынѣ съ Пушкаремъ; мы де присегали великому государю, его царьскому величеству, на томъ, што правъ нашихъ никакихъ не порушить, а въ пунктахъ де написано его царьского величества: такую намъ вольность обѣщаетъ, но и паче какъ было при короляхъ Польскихъ; а въ нашихъ де правахъ такъ належить: не повиненъ полковнику и никому дать грамоты кроме гетмана: все расправуеть одинъ гетьманъ; а вы де учинили всѣхъ гетманами, подавали Пушкарю и Барабашу грамоты, и отъ тѣхъ де грамотъ бунты всчались. Какъ де мы присегали, и въ ту пору Пушкаря не было: то де учинилъ небожчикъ гетманъ Богданъ Хмельницкой да я; иныхъ де статей нихто не вѣдалъ. Тово де было и всчинать не надобно. Пушкарь де пишетъ, что поволено имъ на четыре года взять на всякого голика по десяти тарелей на годъ, а на сотниковъ побольши, бутто завладели мы шестьдесятъ тысечь тарелей, чево не бывало.
А какъ прочелъ гетманъ съ твоей великого государя грамоты списокъ, какова послана къ Мартыну Пушкарю съ стольникомъ съ Иваномъ Альхимовымъ, и говорилъ: не впервые де къ нему такіе грамоты посылаютъ, да онъ, Пушкарь, не слушаетъ.
И я, холопъ твой, ему, гетману, говорилъ, чтобъ онъ подождалъ тово, что по той твоей великого государя грамотѣ Мартынъ Пушкарь учинитъ; а будетъ онъ, Пушкарь, по той твоей великого государя грамотѣ того не учинитъ, и отъ тебя, великого государя нашего, твоего царьского величества, за ево самовольство ему, Пушкарю, не пробудетъ.
Да гетманъ же говорилъ: провѣдывать де, государь, нечева, все явно: непріятельскихъ вѣстей нѣтъ; нынѣ де иду на Пушкаря и смирю его огнемъ и мечемъ; гдѣ ни будетъ утѣкать, тамъ его доставать, хотя и въ государевы городы уйдетъ; хто за нево станетъ, тому самому отъ меня будетъ; а государева де указу долго ждать; я де передъ Пушкаремъ не виноватъ, не я зачалъ,—онъ, Пушкарь, собрався съ такими жъ самовольники, пришолъ подъ Чигиринъ-Дуброву; и я де съ нимъ хочю битца не за гетманство—за свое здо-
