ложеніи, въ которое онъ поставилъ пострадавшаго; онъ сожалѣетъ о пагубныхъ послѣдствіяхъ своей страсти; онъ сознаетъ, что вызвалъ противъ себя общественное негодованіе и что за этимъ должны
естественно слѣдовать мщеніе и наказаніе. Мысль эта проникаетъ въ глубину его души и наполняетъ его страхомъ и ужасомъ. Онъ не смѣетъ смотрѣть никому прямо въ лицо, онъ считаетъ себя отверженнымъ изъ общества и лишеннымъ навсегда расположенія людей. Всюду онъ видитъ однихъ только враговъ и онъ готовъ бѣжать въ безлюдную пустыню, чтобы только укрыться отъ человѣческаго образа, который можетъ напомнить ему о преступленіи. Но одиночество еще ужаснѣе для него, чѣмъ сообщество людей. Его преслѣдуютъ самыя ужасныя, самыя отчаянныя мысли, предсказывающія ему собственную погибель и ничтожество. Страхъ, одиночество гонятъ его снова въ общество... Вотъ въ чемъ состоитъ
угрызеніе совѣсти, самое ужасное изъ чувствъ, посѣщающее сердце человѣческое...» Мы привели этотъ отрывокъ, какъ образчикъ літературныхъ и философскихъ достоинствъ «Теоріи нравственныхъ чувствъ». Въ такомъ родѣ написана вся книга, но основную тему ея составляетъ не опредѣленіе добродѣтели, а изслѣдованіе того начала, которымъ обусловливается наше отношение къ поступкамъ.
По мнѣнію однихъ, говоритъ Смитъ, мы одобряемъ или не одобряемъ поступки, какъ собственные, такъ и чужіе, смотря по тому, какое значеніе они имѣютъ для нашего счастья или для нашей пользы: по мнѣнію другихъ, руководящимъ началомъ въ этомъ случаѣ является разумъ; по мнѣнію третьихъ наконецъ – особенное нравственное чувство. Смитъ не удовлетворяется ни однимъ изъ этихъ принциповъ и выставляетъ симпатію, какъ общее основаніе, опредѣляющее наше отношеніе къ поступкамъ. Всякое моральное сужденіе, по его мнѣнію, есть выраженіе симпатіи безпристрастнаго зрителя къ тѣмъ побужденіямъ, которыми вызывается дѣйствіе. Нравственность или безнравственность мыслимы только въ обществѣ. Еслибы человѣкъ не былъ общественнымъ существомъ, то онъ не могъ бы судить о поступкахъ съ моральной точки зрѣнія. Только наблюдая за поведеніемъ другихъ людей, мы начинаемъ составлять свои первыя сужденiя о нравственности. Наблюдение совершается при помощи симпатіи (сочувствія или состраданія), когда мы становимся на мѣсто наблюдаемаго лица и представляемъ себѣ, что онъ испытываетъ. Если чувства и страсти извѣстнаго лица находятся въ полномъ соотвѣтствии съ симпатіями посторонняго наблюдателя, то послѣдній обязательно при-
ложении, в которое он поставил пострадавшего; он сожалеет о пагубных последствиях своей страсти; он сознает, что вызвал против себя общественное негодование и что за этим должны естественно следовать мщение и наказание. Мысль эта проникает в глубину его души и наполняет его страхом и ужасом. Он не смеет смотреть никому прямо в лицо, он считает себя отверженным из общества и лишенным навсегда расположения людей. Всюду он видит одних только врагов и он готов бежать в безлюдную пустыню, чтобы только укрыться от человеческого образа, который может напомнить ему о преступлении. Но одиночество еще ужаснее для него, чем сообщество людей. Его преследуют самые ужасные, самые отчаянные мысли, предсказывающие ему собственную погибель и ничтожество. Страх, одиночества гонят его снова в общество... Вот в чём состоит угрызение совести, самое ужасное из чувств, посещающее сердце человеческое...» Мы привели этот отрывок, как образчик литературных и философских достоинств «Теории нравственных чувств». В таком роде написана вся книга, но основную тему её составляет не определение добродетели, а исследование того начала, которым обусловливается наше отношение к поступкам.
По мнению одних, говорит Смит, мы одобряем или не одобряем поступки, как собственные, так и чужие, смотря по тому, какое значение они имеют для нашего счастья или для нашей пользы: по мнению других, руководящим началом в этом случае является разум; по мнению третьих наконец – особенное нравственное чувство. Смит не удовлетворяется ни одним из этих принципов и выставляет симпатию, как общее основание, определяющее наше отношение к поступкам. Всякое моральное суждение, по его мнению, есть выражение симпатий беспристрастного зрителя к тем побуждениям, которыми вызывается действие. Нравственность или безнравственность мыслимы только в обществе. Если бы человек не был общественным существом, то он не мог бы судить о поступках с моральной точки зрения. Только наблюдая за поведением других людей, мы начинаем составлять свои первые суждения о нравственности. Наблюдение совершается при помощи симпатий (сочувствия или сострадания), когда мы становимся на место наблюдаемого лица и представляем себе, что он испытывает. Если чувства и страсти известного лица находятся в полном соответствии с симпатиями постороннего наблюдателя, то последний обязательно при-
