Страница:Адам Мицкевич.pdf/83

Эта страница не была вычитана

Вольтеромъ, Красицкимъ и Трембецкимъ Мицкевичъ началъ свою университетскую жизнь. Но здѣсь его вскорѣ охватили иныя вѣянія. Въ воспоминаніяхъ Качковскаго, поступившаго въ Виленскій университетъ въ одинъ годъ съ Мицкевичемъ, мы встрѣчаемъ жалобы на разрозненность студенческой жизни Вильнѣ: "Здѣсь каждый былъ предоставленъ самъ себѣ и долженъ былъ устраиваться собственными силами. Большой солидарности я тоже не нашелъ. Почти каждая гимназія держалась отдѣльно. Кременчане общались главнымъ образомъ другъ съ другомъ, жмудины также“. Молодежь не жила, вообще говоря, идейной жизнью: кутежи, драки, частыя столкновенія съ офицерами, азартныя игры составляли хронику болѣе состоятельнаго студенчества. То же самое, впрочемъ, было и въ Москвѣ, въ университетѣ; такъ жила и лицейская молодежь въ Царскомъ селѣ и Петербургѣ. У дворянскихъ сынковъ были лишнія деньги, и они прожигали жизнь. Мицкевичъ, конечно, не подходилъ къ этой средѣ. Не было у него сначала и друзей, кромѣ Яна Чечота, пріѣхавшаго вмѣстѣ съ нимъ изъ Новогрудка. Однако скоро уже онъ столкнулся съ Заномъ, принадлежавшимъ къ кружку шубравцевъ, и между ними началось знакомство, перешедшее въ скоромъ времени въ горячую дружбу, гдѣ роль старшаго руководителя принадлежала, повидимому, Зану, этому Станкевичу польской литературы. Потребность жить болѣе серьезной идейной жизнью чувствовалась все больше въ разныхъ концахъ Литвы, а въ Вильнѣ, гдѣ именно въ эту пору развивается широкое умственное и общественное движеніе, оно не могло не передаться и въ студенческую среду. Кромѣ кружковъ легкомысленныхъ прожигателей жизни, здѣсь должны были образоваться и иные кружки, какъ въ Вавшавѣ, какъ за границей. Въ напечатанныхъ недавно мемуарахъ М. Чарноцкаго, воспитанника минской гимназіи, поступившаго въ университеть тоже въ 1815 году, сообщаются кое - какія подробности о первыхъ студенческихъ кружкахъ. Чарноцкій разсказываетъ, что изъ минской гимназіи въ университетъ поступилъ цѣлый рядъ хорошихъ уче никовъ, и деканъ Малевскій (ректоромъ временно былъ тогда Лобенвейнъ) съ похвалою выразился о нихъ, чѣмъ очень польстилъ самолюбію студентовъ. „Слова Малевскаго сдѣлались великимъ стимуломъ для насъ, — говоритъ Чарноцкій,-не только отношеніи успѣховъ въ наукахъ, но и въ отношеніи примѣр-