онѣ наводили скуку на него, онъ самъ себѣ былъ профессоромъ“ . И, дѣйствительно, эрудиція Мицкевича въ области исторіи литературы такова уже въ 1818—1819 г. , какъ будто онъ уже студентомъ намѣтилъ себѣ спеціальность и готовился къ ученой карьерѣ. Этому въ высшей степени содѣйствовала дѣятельность Мицкевича среди филоматовъ.
Каковы были литературные вкусы поэта, общая его литературная подготовка, когда изъ своего Новогрудка онъ переѣхалъ въ Вильну? Самъ Мицкевичъ говоритъ, что въ первые годы пребыванія въ университетѣ онъ писалъ такіе стихи и имѣлъ такое представленіе объ искусствѣ, какихъ требовали тогдашніе варшавскіе рецензенты“. А это значитъ, что онъ долго держался вкусовъ ложноклассиковъ. Изъ нихъ на первомъ мѣстѣ стоялъ Вольтеръ, совсѣмъ покорившій сердце Мицкевича. На первый взглядъ это кажется страннымъ: чѣмъ могъ плѣнить мечтательнаго и религіознаго юношу разсудочный философъ? И, тѣмъ не менѣе, Вольтеръ былъ въ продолженіе нѣсколькихъ лѣтъ его кумиромъ, его сатирическія произведенія Мицкевичъ переводить или перекладываетъ на польскіе нравы, его литературные пріемы кажутся Мицкевичу образцомъ изящества, онъ принимаетъ ихъ прямо за законы поэзіи. Причины этого явленія двоякія: во первыхъ, Вольтеръ былъ высоко цѣнимъ виленскими либералами, „шубравцами“ и др.; увлеченіе имъ, остывшее было въ первыя десять лѣтъ XIX вѣка, высоко было поднято „обратными волнами“ (выраженіе М. Шыйковскаго) просвѣщеннаго либерализма именно въ эту пору. Вовторыхъ, Вольтеръ не давалъ спуска религіознымъ орденамъ, а у Мицкевича былъ тоже зубъ противъ одного изъ нихъ, противъ доминиканцевъ. Это было совсѣмъ мальчишеское отношеніе къ недавнимъ учителямъ; вѣдь новогрудскую гимназію содержали именно доминиканцы, и вотъ молодой поэтъ не упускаетъ случая, чтобы продернуть орденъ св. Доминика, „лозунгомъ котораго служатъ кресты, пытки и война, который живьемъ выжегъ еретиковъ альбигойцевъ“ (какъ писалъ поэтъ въ своемъ „Картофелѣ“ въ 1819 г. ). Надъ орденами издѣвался и Красицкій, самъ епископъ и къ тому же поклонникъ Вольтера, и въ 1818 году проф. Боровскій напечаталъ въ „Виленскомъ дневникѣ“ подробный комментарій къ первой пѣснѣ „Манахомахіи“ Красицкаго. Вольтероманія Мицкевича была неизбѣжнымъ явленіемъ въ его умственномъ развитіи, но, какъ справедливо замѣчаетъ одинъ изъ польскихъ критиковъ,
