своихъ дѣлахъ; очень много и часто онъ говорилъ о покойной своей женѣ, о дѣтяхъ, ихъ будущемъ, характерѣ ». 26 ноября утромъ онъ быстро всталъ съ постели, почувствовавъ тошноту. Около восьми часовъ онъ выпилъ чашку кофе съ коньякомъ и съѣтъ маленькій кусочекъ хлѣба. Въ 12 - омъ часу Мицкевичу опять стало худо, и онъ легъ въ постель; въ четвертомъ часу дня начались судороги. Всѣмъ стало ясно, что это холера. Бэльного принялись растирать, стали давать ему лѣкарства, пришелъ ксендзъ, который причастилъ его. Поэтъ впалъ въ дремотное состояніе и въ 9 часовъ вечера скончался. Послѣ долгихъ переговоровъ между вождями польской эмиграціи было рѣшено похоронить его въ Парижѣ въ одной могилѣ съ женой. 21 января 1856 года гробъ поэта былъ отнесенъ на рукахъ молодежи на кладбище въ Монморанси. Богданъ Залѣсскій сказалъ рѣчь у открытой могилы и закончилъ ее стихомъ: «Пресвятая Дѣва! Чудомъ верни останки поэта на родину! » До извѣстной степени эта молитва исполнилась: 4 іюля 1890 года останки Мицкевича были погребены въ отдѣльной нишѣ стараго Вавеля.
Въ первомъ сборникѣ своихъ стихотвореній юный Мицкевичь опредѣлилъ основу всей своей жизни. Онъ хотѣлъ имѣть сердце и смотрѣть въ сердце, вѣря чувству больше, чѣмъ холодному разуму мудреца. Это сердце, страдающее за родину, онъ пронесъ черезъ всю жизнь, вѣря въ неизбѣжное воскресеніе Польши, любовно созерцая прошлое ея народа, гдѣ онъ находилъ столько героическаго, добраго, доблестнаго. А въ другомъ стихотвореніи того же сборника поэтъ говорилъ о скалѣ славы, къ которой человѣкъ долженъ плыть въ продолженіе всей своей жизни, несмотря на бушующія вокругъ волны. Но блаженъ тотъ, кому свѣтить кра-сота, кого не ведетъ впередъ лишь суровая Добродѣтель. За Добродѣтелью пошелъ Мицкевичъ и цѣли жизни онъ достигъ, измученный непосильной трудностью пути, съ окровавленными отъ работы руками. Но корабля жизни онъ не покинулъ и ни разу не забывалъ о высшемъ назначеніи человѣческой жизни. Эту вѣру онъ завѣщалъ и своему народу.
Политическіе планы Мицкевича не сбылись ни разу: ни общество филаретовъ, ни секта Товянскаго, ни легіоны польскіе въ Италіи или на Балканскомъ полуостровѣ не спасли Польши, не принесли ни малѣйшаго облегченія ея судьбѣ. Но остается одинъ безспорный фактъ: пока живъ былъ Мицкевичъ, пока
