опаснымъ для русскаго правительства. «Неудивительно, что эмигранты разсчитывали на возстановленіе Польши съ помощью Франціи и Англіи. Эти государства вели переговоры съ эмигрантами, какъ съ силой, могущей оказать значительнѣйшее вліяніе на событія. Иностранцы, расположенные къ Польшѣ, не сомнѣвались, что ея страданія кончатся» (Zywot IV. 382 ). Вся весна и лѣто 1854 года прошли въ такой ажитаціи. Между тѣмъ Целина Мицкевичъ была уже тяжело больна. Ее нельзя было даже везти на дачу. Въ августѣ ей было уже такъ худо, что пришлось обратиться къ помощи монахинь для ухода за больной. Болѣзнь была долгая. Страданія емѣнялись недѣлями, когда больная, казалось, выздоравливала. 30 декабря 1854 года старшій сынъ поэта писалъ: «Мамѣ совсѣмъ хорошо. Она ходитъ по комнатѣ и позволяетъ намъ шумѣть, сколько намъ угодно». Но, въ дѣйствительности, это было догораніе сильной души и молодого тѣла, истощеннаго непосильной тяжестью жизни, частыми дѣторожденіями, неопредѣленностью матеріальнаго существованія, нравственной трудностью итти наравнѣ съ неудержимымъ полетомъ стремленій поэта. Целина Мицкевичъ беззавѣтно любила своего мужа и въ страданіяхъ успокаивалась, когда онъ подходилъ къ ней и бралъ ее за руку. Его имя было на устахъ ея, когда пароксизмъ страданій вырывалъ изъ ея груди стонъ. «Въ болѣзни она была чрезвычайно красива; на блѣдномъ лицѣ ея глаза горѣли какимъ - то неземнымъ блескомъ и удивительной кротостью». 5 марта 1855 года она скончалась.
Зная ту душевную тяжесть, которая выпала на долю этой прекрасной женщины, трудно отдѣлаться отъ горькаго впечатлѣнія, что Мицкевичъ не сумѣлъ оцѣнить ее. Сколько разъ случалось, что онъ уѣзжалъ на море или въ Швейцарію, или отдохнуть къ друзьямъ, а она оставалась въ городѣ, съ семьей на рукахъ, часто, слишкомъ часто беременная. Быть можетъ, Мицкевичъ былъ слишкомъ индивидуальной натурой, чтобы мелочно заботиться о другихъ; онъ слишкомъ поглощалъ вниманіе друтихъ и не былъ способенъ для нихъ забыть себя. Это не грубый эгоизмъ обыденныхъ людей, но присущее, вѣроятно, всѣмъ крупнымъ личностямъ сосредоточеніе всѣхъ душевныхъ силъ на. своей духовной жизни. И все- таки больно читать признаніе поэта, сдѣланное вскорѣ послѣ смерти Целины: «Можно сказать, что въ эти минуты разставанія мы соединились съ ней въ первый
