За Мицкевича вступились. Король Іеронимъ употребилъ все свое вліяніе на президента, чтобы тотъ принялъ къ сердцу незаслуженную отставку Мицкевича. Наполеонъ увѣрялъ, что онъ такъ жаждетъ сдѣлать все возможное для поэта, что готовъ самъ просить за него у министровъ. «Я люблю и почитаю этого человѣка, исполненнаго таланта, сердца и вѣры, что такъ рѣдко въ наше время», заявилъ онъ. Однако, вопроса о возстанов.леніи Мицкевича въ профессорскихъ правахъ какъ то не поднималось. Президентъ говорилъ, что хочеть дать ему нѣчто лучшееи ищетъ для него подходящее мѣсто; пока же была возобновлена выдача задержаннаго жалованія. Однако, на запросъ министра просвѣщенія Фортуля, по поводу принятія Мицкевича во французское подданство, префектъ полиціи далъ отрицательныйотвѣтъ. Главнымъ основаніемъ въ таковомъ было открытіе, что Мицкевичъ сдѣлался профессоромъ «Collège de France» «съ разрѣшенія Россіи!» Старые отзвуки эмигрантскихъ дрязгъ, взаимныхъ обвиненій и подозрѣній. Скоро, однако, и сама полиція должна была признать, что никакихъ данныхъ объ обязательствахъ Мицкевича по отношенію къ Россіи въ ея документахъ не имѣется. Но шпіонство за нимъ продолжалось: онъ избѣгалъ даже уѣзжать въ окрестности столицы, потому что за нимъ слѣдовали шпіоны. Такъ все лѣто семья провела въ Парижѣ. Каждый вечеръ собирались знакомые, и поднимались бесѣды о политикѣ. Уже въ это время поэтъ былъ убѣжденъ, что восточныя осложненія приведуть къ войнѣ, и предвидѣлъ, что русскіе будуть поражены. «Что наступитъ потомъ, я не знаю, —прибавлялъ онъ, — можетъ быть, кто нибудь другой видитъ въ эту минуту дальше, чѣмъ я». Часть лѣта Мицкевичъ провелъ въ Санъ Жерменѣ у Шемёта, который опять уговаривалъ его взяться за продолженіе «Пана Тадеуша». Но и на этотъ разъ попытка не удалась: за цѣлый мѣсяцъ Мицкевичъ не испыталъ ни разу вдохновенія и вернулся домой, убѣдившись, что «эпоха творчества окончилась для него». Однако, какъ утверждаетъ Владиславъ Мицкевичъ ( Zywot. IV. 328 ), еще и въ слѣдующемъ году поэтъ не оставлялъ надежды, что напишетъ что нибудь лучшее, чѣмъ прежнія сочиненія. Когда Ходько увидѣлъ у него только что написанные стихи, онъ сказалъ: «Богъ знаетъ, кончу ли». До потомства эти плоды поздняго поэтическаго творчества не дошли.
Въ концѣ октября 1852 года экономическое положеніе Миц-
