Страница:Адам Мицкевич.pdf/791

соціальнаго строя, ибо строй можно измѣнить, сколько въ грѣшной закоренѣлости правительствъ. И оба они объявили войну правительствамъ, оба возлагали всю отвѣтственность за послѣдствія этой (соціальной) войны и за пролитую кровь на правящіе классы. Въ ихъ глазахъ никогда не были бунтовщиками народы, ими были правительства». При такомъ пониманіи вещей, которое нашло себѣ выраженіе въ цѣломъ рядѣ статей, напечатанныхъ въ «Трибунѣ народовъ», газета была осуждена на закрытіе. Когда французское правительство въ іюнѣ 1849 года послало войска для поддержки папы противъ римской республики, въ Парижѣ и Ліонѣ вспыхнули безпорядки. «Трибуна народовъ», противъ воЛи Мицкевича, напечатала революціонное обращеніе ( 15 іюня), и на другой день въ редакцію явилась полиція; отвѣтственный редакторъ былъ арестованъ, помѣщеніе редакціи запечатано, а самъ Мицкевичъ скрылся отъ ареста у своего знакомаго, молодого адвоката Дессю. На время военнаго положенія, которое было введено въ Парижѣ, газету пришлось закрыть. 1 сентября она возобновилась, но Мицкевичъ не только не могъ редактировать ея, но даже самыя посѣщенія редакціи стали для него невозможны. Полиція настаивала на высылкѣ его изъ Франціи, и самое свое сотрудничество въ «Трибунѣ» поэту приходилось обставлять такой тайной, что его рукописи отправлялись въ редакцію, переписанныя чужой рукой. Наконецъ, 16 окт. 1849 г. всѣ поляки, участвовавше въ газетѣ, вышли изъ нея; прекратилась и матеріальная поддержка Браницкаго. Газета дотянула до 10 ноября и закрылась. «Взрывъ во Франціи, который мы предвидѣли и предсказывали, писалъ Мицкевичъ въ половинѣ октября Домейкѣ, закончился, погрузивъ міръ опять во мракъ. Эмиграція горько платится за гордость и нахальство (zuchwalstwo), съ которымъ шумѣла здѣсь». И очень одинокимъ чувствовалъ себя теперь поэтъ: «Все тутъ вокругъ меня широко вымерло или разлучилось со мной». Политическое положеніе Франціи его возмущало. Французскій журналистъ, Менаръ, который весной 1850 года познакомился съ Мицкевичемъ, услышалъ изъ его устъ суровое осужденіе вождей революціи 48- го года. «Онъ обвинялъ ихъ въ томъ, что они оплевали огонь святого воодушевленія, изъ котораго посыпалось столько искръ во Франціи, и ставилъ имъ въ вину, что они не поняли наполеоновскихъ содроганій народа».