Страница:Адам Мицкевич.pdf/787

гими народами и въ особенности польскимъ вопросомъ. Польза и своевременность такого журнала были очевидны. Французскія газеты занимаются мало и плохо тѣмъ, что дѣлается внѣ Франціи, Во время республики онѣ думали, что достаточно подчасъ ободрить всѣ языци словомъ solidarité des peauples, обѣщаніемъ, какъ только дома обдосужатся, завести всемірную республику, основанную на всеобщемъ братствѣ» («Былое и Думы», собр. соч. Ш. 31 ). Уже изъ этой цитаты видно, что Герценъ смотрѣлъ на вещи совершенно другими глазами, чѣмъ Мицкевичъ, связавшій съ Франціей Наполеона самыя пламенныя ожиданія новой эры. Герценъ былъ преисполненъ скептицизма, Мицкевичъ - воодушевленія. Какъ современникъ, Герценъ не могъ смотрѣть на Мицкевича глазами объективнаго историка, и въ его описаніи перваго редакціоннаго ужина, даннаго будущимъ помощникомъ Мицкевича по редакціи «La tribune des peuples», Хоецкимъ, въ ознаменованіе 24 февраля, сильно сказывается полемическое настроеніе. «Ужинъ былъ назначенъ у Хоецкаго. Пріѣхавъ, я засталъ уже довольно много гостей, въ числѣ которыхъ не было почти ни одного француза, зато другія націи оть Сициліи до кроатовъ были хорошо представлены. Меня собственно интересовало одно лицо - Адамь Мицкевичъ; я его никогда прежде не видалъ. Онъ стоялъ у камина, опершись локтемъ о мраморную доску. Кто видалъ его портретъ, приложенный къ французскому изданію и снятый, кажется, съ медальона Давида д’Анже, тотъ могъ бы тотчасъ узнать его, несмотря на большую перемѣну, внесенную лѣтами. Много думъ и страданій сквозили въ его лицѣ, скорѣе литовскомъ, чѣмъ польскомъ. Общее впечатлѣніе его фигуры, головы съ пышными сѣдыми волосами и усталымъ взглядомъ, выражало пережитое несчастье, знакомство съ внутренней болью, экзальтаціею горести; это былъ пластическій образъ судебъ Польши. Подобное впечатлѣніе дѣлало на меня потомъ лицо Ворцеля; впрочемъ, черты его, еще болѣе болѣзненныя, были живѣе и привѣтливѣе, чѣмъ у Мицкевича. Мицкевича будто что- то удерживало, занимало, разсѣивало; это что-то былъ его странный мистицизмъ, въ который онъ заступалъ дальше и дальше. Я подошелъ къ нему, онъ меня сталъ разспрашивать о Россіи; свѣдѣнія его были отрывочны, литературное движеніе послѣ Пушкина онъ мало зналъ, остановившись на томъ времени, на которомъ покинулъ Россію. Несмотря на свою основную мысль о братственномъ сою-