скаго, и Мицкевича ждали, чтобы произвести ему форменный допросъ (Žywot. IV. 187). Въ Парижъ вернулся самовольно Товянскій, котораго полиція арестовала. Рѣшительности и настойчивости Целины Мицкевичъ удалось добиться его жденія. Въ Парижѣ все кипѣло. Опять на улицахъ шла борьба. Еще не упалъ среди польской эмиграціи интересъ къ военной экспедиціи въ Италію. Явились и средства. Ксаверій Браницкій заявилъ Мицкевичу, что расходы по вооруженію и доставкѣ волонтеровъ въ Италію беретъ на себя. На его же средства поэтъ задумалъ издавать газету, которая осуществилась лишь въ слѣдующемъ году. Что касается личной жизни Мицкевича въ эту пору, то по тѣмъ даннымъ, которыя собраны сыномъ поэта, можно думать, что эта жизнь шла удовлетворительно: не было, кажется, большой нужды, не было уже того одиночества, которое тяготило семью нѣсколько лѣтъ подъ рядъ. Нерѣдко знакомые собирались у Мицкевичей. Целина занималась музыкой «больше, чѣмъ когда - либо ». Грызня бѣдной эмигрантской печати была уже слишкомъ привычнымъ дѣломъ, чтобы кого- либо огорчать. Мы слышимъ, однако, и о томъ, что самъ Мицкевичъ былъ очень печаленъ. Его мучили судьбы заброшеннаго въ Италію Польскаго легіона, который теперь былъ, въ сущности, никому не нужень. Огорчало также нравственное банкротство революціи 1848 года. Наполеоны возвращались на престолъ Франціи, - пока еще, однако, подъ флагомъ республики. Самый способъ избранія Наполеона на постъ президента Мицкевичу не нравился. Не такъ, по его мнѣнію, должны были вернуться на вершину Франціи носители славнаго имени.
Въ тѣхъ манифестаціяхъ, которыя ознаменовали начало новой эры, долженъ былъ принять видное участіе и Мицкевичъ, давній сторонникъ Наполеоновъ, связанный съ ними личнымъ знакомствомъ. Эмиграція настаивала на отправленіи къ Наполеону депутаціи, въ которой долженъ былъ принять участіе и величайшій поэтъ Польши. Видно было, что послѣ фактическаго разрыва съ товянизмомъ Мицкевичъ опять возстанавливалъ утраченныя было связи съ эмигрантами. На аудіенцій у президента французской республики, принца Наполеона, Мицкевичъ произнесъ рѣчь, въ которой, основываясь на популярности его имени, совѣтовалъ ему поддерживать все то героическое, что связано съ воспоминаніями о наполеоновской эпохѣ. «Моральная сфера этихъ симпатій
