Страница:Адам Мицкевич.pdf/771

ощрялъ, согрѣвалъ и чуть не развлекалъ» вѣрующихъ, но теперь приходитъ къ убѣжденію, что лучше каждому предоставить свободу дѣйствій. И самъ «учитель» начиналъ остывать къ Мицкевичу и далъ ему на помощь Ружицкаго, который въ поябрѣ былъ провозглашенъ верховнымъ вождемъ Кола. Характерно для нравственной личности самого Товянскаго, который обращался въ свое время и къ Ротшильду, и къ императору Николаю I, что теперь онъ самъ осуждалъ Мицкевича за обращ ніе къ русскому царю. Поэтъ «взялъ сторону земли», и «были братья, которые духомъ своимъ преклонились на сторону угнетателей»: такъ выразился онъ на своемъ мистическомъ языкѣ. Однако, до конца года Мицкевичъ не уходилъ отъ «новаго ученія» и въ день именинъ кн. Адама Чарторыйскаго (24 дек.) посѣтилъ его для поздравленія и наставленія. Но въ то, что Товянскій перевернетъ весь міръ своей реформой, онъ уже не вѣрилъ. «Совершилось не такъ много, какъ мы ожидали, но кое -что все - таки есть», сказалъ онъ въ декабрѣ 1845 года. Остановиться на полдорогѣ Мицкевичъ не могъ. Это совершенно не соотвѣтствовало его пламенной глубоко-искренней натурѣ, не допускавшей расхожденія слова съ дѣломъ. Въ началѣ 1846 года онъ рѣшилъ лично переговорить съ Товянскимъ и отправился въ Швейцарію. Дѣятельность Кола его не удовлетворила: какъ это часто бываеть съ кружковщиной, свобода мнѣній замѣнилась взаимнымъ Выслѣживаніемъ и попреками, притворной экзальтаціей, вмѣшательствомъ въ чужія дѣла. Особенно сблизились съ «учителемъ» Ф. Гуттъ и его жена, которые, по мнѣнію Мицкевича, компрометировали дѣло. Товянскій далъ суровый отпоръ поэту. На собраніи кружка въ Цюрихѣ онъ заявилъ Мицкевичу: «Оставь, брать, другихъ въ покоѣ. Сестра Анна (Гуттъ) можеть быть очень грѣшна, другіе также, но ты, братъ, не занимайся чужими грѣхами, потому что у тебя есть свои». Въ письмахъ Товянскій жаловался, что «братъ Адамъ впалъ въ прежнюю ночь», въ своихъ обращеніяхъ къ приверженцамъ заклиналъ ихъ, чтобы они не думали о родинѣ «согласно съ земной идеей», но заботились лишь о томъ, чтобы «поляки приняли слово». Пустились даже на форменное шарлатанство, чтобы удержать Мицкевича въ духовномъ рабствѣ. Жена Товянскаго видѣла во снѣ его мать и отъ ея имени передавала поэту упреки и увѣщанія: «близко призваніе Господне, спасайся! Ты уже много потерпѣль, оста-