Страница:Адам Мицкевич.pdf/764

Эта страница не была вычитана

сомъ. Есть ли это Откровеніе или нѣтъ?? (Вызванные встають и, поднимая руки, отвѣчаютъ: Да!). Тѣ между поляками и французами, которые видѣли воплощеніе этого Откровенія, которые видѣли и познали, что ихъ Учитель на землѣ, пусть мнѣ отвѣтятъ: Такъ или нѣтъ? (Вызванные встаютъ и отвѣчаютъ: Да!). А теперь, братья мои, служба моя передъ Богомъ и передъ вами кончена. Пусть эта минута вольетъ въ васъ всю радость и всѣ безграничныя надежды, какихъ я преисполненъ!»

Эта сцена переполнила чашу терпѣнія французскаго правительства. «Univers» отъ 30 марта писалъ, что приверженцы товянизма разсыпались по залѣ группами, чтобы сдѣлать невозможнымъ сопротивленіе невѣрующихъ. Такимъ образомъ дѣло могло дойти до рукопашныхъ схватокъ. Къ тому же на лекціяхъ уже происходили припадки кликушества среди женщинъ. Получалась картина какого- то сектантскаго радѣнія. На лекціяхъ Кине происходили подобныя же сцены. Поляки кричали ricat Франціи, французы отвѣчали такими же восклицаніями въ честь Польши. Французская пресса недоумѣвала по поводу того, что происходило въ College de France. Наконецъ министръ народнаго просвѣщенія попросиль Мицкевича прекратить лекцій. Видимо, желали предотвратить шумъ и готовы были итти на компромиссъ съ безпокойнымъ профессоромъ. Министерство предлагало Мицкевичу сохранить за нимъ жалованье и «разныя другія выгоды»; но при этомъ грозило, что дольше дѣло не можетъ такъ итти. Поэтъ отвѣчалъ заявленіемъ, что онъ не можетъ отказаться отъ исполненія своего долга, но подумывалъ, не прекратить ли лекцій на время, до «болѣе горячей минуты, потому что теперь нужно напирать все сильнѣе». Товянскій со своей стороны совѣтовалъ переждать одну — двѣ недѣли, потомъ «возобновить послѣдній тонъ, заявить, что ты выполнилъ христіанскій долгъ брата, друга»... Министръ продолжалъ настаивать на томъ, чтобы Мицкевичъ принялъ литературную командировку въ Южную Италію на неопредѣленное время и гарантировалъ не только жалованье, но и командировочныя деньги. Но купить Мицкевича было невозможно: онъ не хотѣлъ, какъ писалъ въ маѣ 1844 года, завязнуть въ грязи и остановиться на полдорогѣ. Напрасно старался повліять на него и Чарторыйскій. Съ литературнымъ обществомъ Мицкевичъ уже порвалъ въ мартѣ, отказавшись отъ предсѣдательства въ историческомъ отдѣленіи его. «Всѣ эмиграціонныя газеты объявляли