рывочныя соображенія о славянской народной поэзіи, свѣдѣнія объ упыряхъ, заявленіе, что провинціи Иллирія и Мизія были населены съ незапамятныхъ временъ славянами (что противорѣчитъ даннымъ, приведеннымъ въ другихъ частяхъ курса), потомъ нѣсколько словъ о появленіи славянъ въ исторіи, при чемъ Юстиніанъ признается славяниномъ Управдой, наконецъ, на двухъ страничкахъ вся исторія Сербіи, кончая Стефаномъ Душаномъ. Никакихъ признаковъ исторической критики Мицкевичъ здѣсь не обнаруживаетъ; какъ и въ дальнѣйшихъ лекціяхъ, гдѣ рѣчь идетъ объ исторіи Россіи и объ Иванѣ Грозномъ, онъ показываетъ полное непониМаніе историческаго процесса. Отъ сербской исторіи былъ прость и естественъ переходъ къ сербскому эпосу, и его изложенію, съ разными вставками отъ себя, Мицкевичъ посвящаетъ 5 лекцій (съ 16 й по 20 ую). 21 я лекція начиналась со слѣдующаго удивительнаго утвержденія, которое опровергалось и тогда уже извѣстными памятниками старочешской и древне русской письменности: «Послѣ того, какъ мы отмѣтили, что славянской поэзіи совершенно и всецѣло чуждъ комическій и сатирическій элементъ, мы сказали, что эта поэзія все таки не исключаетьсердечной и бодрой веселости». Очевидно, нашелся раньше неизвѣстный Мицкевичу матеріалъ (эпизодъ въ сербскомъ эпосѣ о Маркѣ Кралевичѣ), И вотъ ему пришлось самого себя опровергать, потому что какъ же иначе понять это противопоставленіе «веселости» комизму. Этому эпизоду и женскимъ сербскимъ пѣенямъ оказалась посвящена лекція, которая отъ сербскихъ пѣсенъ перескакиваетъ къ черногорцамъ и на характеристикѣ ихъ быта заканчивается.
Въ 22 й лекціи Мицкевичъ оставляетъ «исторію сербской литературы, которую онъ (будто бы) довелъ до XIV столѣтія», хотя, въ дѣйствительности, о сербской литературѣ (т.е. историческихъ трудахъ св. Саввы, Стефана Первовѣнчаннаго, Доментіана, о сербскихъ лѣтописяхъ и т. п.) не было и рѣчи, и переходить «къ тремъ племенамъ русиновъ (der Russinen, какъ постоянно называются русскіе въ этомъ нѣмецкомъ переводѣ лекцій), поляковъ и чеховъ, которые имѣютъ иное призваніе». Начинается исторія Россіи, изложенная крайне тенденціозно, съ матеріаломъ, почерпнутымъ, повидимому, преимущественно изъ исторіи Карамзина. Останавливаться подробно на ошибкахъ и
