были политическія мѣста. «Вся драма несчастной Польши развернулась передъ глазами присутствующихъ», говорить въ своемъ отчетѣ объ этомъ торжествѣ «Молодая Польша». Неужели же въ Парижѣ онъ долженъ былъ ограничиться изложеніемъ славянскихъ литературъ, прежде всего русской?
Лекція о Пруденціи, которая напечатана П. Хмелевскимъ въ названной брошюрѣ, иногда превращается прямо въ лирику. ««Честь вамъ, о вы, первые цвѣты воюющей церкви (христіанскія дѣвушки, потерпѣвшія мученія за вѣру), которыхъ врагъ Христовъ сорваль при восходѣ зари, какъ вихрь срываетъ едва расцвѣтшія розы! О вы, первыя жертвы Христа, подобныя ягнятамъ, приведеннымъ къ алтарю! Въ простотѣ своей вы играете пальмами и вѣнками, мученическими вѣнцами, которые васъ ожидають». Христіанской поэзіи, образцы которой даетъ Мицкевичъ, онъ приписываетъ особенное значеніе: въ языческой римской литературѣ, говорилъ онъ, было бы напрасно искать той пристойности и тонкости чувства, той патріархальной простоты, которыхъ много въ первоначальныхъ христіанскихъ гимнахъ. Такъ по своему настроенію лозаннскія лекцій представляють лишь органическое начало того, что выросло изъ воодушевлявшаго ихъ настроенія въ парижскихъ курсахъ Мицкевича.
Между тѣмъ, въ началѣ іюля 1840 года въ палатѣ пэровъ прошла каѳедра славянскихъ литературъ, о которой докладчикомъ выступилъ Де - Жерандо. Въ его докладѣ опять смѣшивались интересы чисто научные съ политическими, и въ тѣхъ общихъ положеніяхъ, которыми ограничивался ораторъ, обнаружилось лишній разъ, что и у создателей каоедры не было ясныхъ представленій о ея назначеніи, и что ими руководило прежде всего благородное сочувствіе къ судьбамъ Польши и польскихъ эмигрантовъ. Каѳедра прошла въ палатѣ безъ преній, большинствомъ 64 голосовъ противъ 27. Дѣло складывалось, такимъ образомъ, благопріятно, но, конечно, былъ правъ Владиславъ Мицкевичъ, утверждая, что его отецъ смотрѣлъ на новое назначеніе, какъ на тяжелый кресть, который онъ обязанъ будетъ взять на себя. Теперь приходилось только обезпечить за нимъ это мѣсто, которое по политическимъ соображеніямъ французское правительство нѣсколько опасалось предоставить польскому эмигранту и поэту. 5 августа Чарторыйскій увѣрялъ министра Кузена, что онъ не пожалѣетъ, если назначитъ Мицкевича, 10 августа Кузенъ съ
