налъ «Demokrata polski» обрушивается на двухъ «страшныхъ соперниковъ », которые готовы взять каѳедру штурмомъ, въ то время какъ «поэть колеблется, желая предварительно добросовѣстно провѣрить свои силы». Это были Боньковскій, сотрудникъ журнала «Revue Slave», написавшій и переведшій нѣсколько работъ по славистикѣ, и другое лицо, фамилія котораго осталась неизвѣстна. Слѣдовательно, Мицкевичу и правда слѣдовало подумать, можетъ ли онъ уступить такое важное мѣсто національной работы кому -нибудь другому. И Целина съ обычнымъ своимъ героизмомъ, который не покидалъ ее до самой смерти, уговаривала его: «Милый Адамъ, я понимаю, что здѣсь намъ очень хорошо, но въ Парижѣ ты сможешь еще больше послужить нашей Польшѣ, а здѣсь ты живешь пустынникомъ » (Żywot II. 446). Вопреки опасеніямъ Кузена относительно политическаго характера каѳедры, самъ Фоша, проводникъ этой идеи въ французскомъ обществѣ и правительствѣ, настаивалъ на томъ, что эта каѳедра будетъ имѣть «политическую черту», что дѣло идетъ о «націонализаціи Польши во Франціи». Эмигранты шли дальше: они ждали отъ Мицкевича прямо пророчествъ, толкая его на тотъ опасный путь, къ которому у него и безъ того была склонность. Въ журналѣ «Trzeci Мај», привѣтствуя предстоящее назначеніе поэта, который будетъ призванъ въ столицу культурнаго міра открывать, объяснять и учить тому, что есть славянство, эмигрантъ-публицистъ прибавлялъ: «Великій поэтъ бываетъ часто не только учителемъ, но и пророкомъ: быть можетъ, онъ станетъ открывать западнымъ народамъ не только прошлыя, но и будущія сокровища этихъ (славянскихъ) народовъ, какъ и каждаго въ отдѣльности». Каѳедрѣ придавали политическій характеръ не одни поляки; во французскихъ газетахъ помѣщались инспирированныя русской властью статьи съ протестомъ противъ назначенія Мицкевича; много говорили о немъ и нѣмецкія. Такимъ образомъ, удержаться въ предѣлахъ скромнаго научнаго преподаванія славянской филологіи было бы невозможно. Все вынуждало будущаго профессора ея, кто бы это ни былъ, вступить на путь именно «открытія» того, что такое славянство.
Въ Швейцаріи все еще надѣялись сохранить Мицкевича для Лозанны, и въ концѣ іюня его торжественно возвели въ санъ ординарнаго профессора. Ему поднесли дипломъ, говорили привѣтственныя рѣчи; Мицкевичъ прочелъ лекцію, въ которой опять
