экземпляры», должна была достаться также Мицкевичу. Онъ согласился на это предложеніе. Такъ закончился 1837 годъ, который имѣлъ еще то значеніе въ жизни поэта, что у него начинали складываться новыя связи: чрезвычайно важная въ развитіи его религіозныхъ настроеній дружба съ Эдгаромъ Кине и съ Мишле относится къ 1837 году. И въ это время папа благоволилъ къ Мицкевичу и посылалъ ему свое благословеніе. Настроеніе мистически религіозное становилось, какъ кажется, его постояннымъ настроеніемъ.
Жизнь поэта шла чрезвычайно уединенно. «Мы живемъ какъ будто бы не въ Парижѣ, а въ какомъ - нибудь деревенскомъ затишьи, — писала Целина 15 марта 1838 года: -кромѣ костела и Люксембурга я никуда не выхожу и очень довольна этимъ; у насъ бываетъ нѣсколько друзей, но очень тихо и скромно. Вотъ отчетъ о нашей жизни. Конечно, это не можетъ быть названо блестящимъ положеніемъ, но мы счастливы и спокойны, и я нахожу, что большаго въ этой жизни нечего и требовать». И даже отъ литературныхъ критиковъ Парижа Мицкевичъ держался въ сторонѣ, ограничивая свои знакомства Жоржъ Зандъ, которая ставила его очень высоко, Альфредомъ Де- Виньи и еще кое- кѣмъ. Съ религіознымъ братствомъ «Объединенныхъ братьевъ», которые все больше сливались съ католичествомъ, у Мицкевича были живыя связи и близкіе знакомые (Залѣсскій, Витвицкій), и самъ онъ принадлежалъ къ братству, которое влачило, впрочемъ, весьма жалкое существованіе.
Въ концѣ іюня 1838 года родился второй ребенокъ, сынъ Владиславъ, здравствующій понынѣ, біографъ своего отца, трудомъ котораго приходится пользоваться прежде всего біографу Мицкевича. Крестнымъ отцомъ малютки былъ Адамъ Чарторыйскій, крестной матерью православная Вѣра Хлюстина. Такой выборъ, конечно, указывалъ на большую самостоятельность Мицкевича: избрать въ крестныя матери своего перваго сына русскую и православную такъ скоро послѣ возстанія противъ Россіи, значило вызвать не мало пересудовъ въ польской колоніи. Увеличеніе семьи опять ставило очень остро вопросъ о хлѣбѣ насущномъ, а существованіе на случайные доходы, на ничтожную эмигрантскую пенсію, на пособія великодушныхъ магнатовъ, прикрытыя теплыми фразами, было и тяжело, и страшно. Найти какой-нибудь источникъ постоянныхъ доходовъ было очередной за-
