Страница:Адам Мицкевич.pdf/709

балладу. Какъ отвѣтилъ на это поэтъ, не знаетъ и его тщательнѣйшій біографъ, сынъ Владиславъ, но въ августѣ мы опять слышимъ о довольно плохомъ состояніи денежныхъ дѣлъ Мицкевича. Поэть ссылался на Платона, утверждавшаго, что забота о завтрашнемъ днѣ убиваетъ душу, приводилъ притчу о птицахъ небесныхъ. «Его достойная Целина это второй Адамъ: прекрасная, но какъ онъ безпорядочная (игра словъ: ladna ale jak on bezładna), мало заботящаяся о томъ, что будетъ черезъ два или три мѣсяца». Этотъ отзывъ принадлежитъ весьма практичному человѣку, Янушкевичу. И онъ же прибавляетъ нѣсколько подробностей, которыя показываютъ, что матеріальныя невзгоды все таки сильно удручали обоихъ Мицкевичей. Предстояло жить зимой въ заброшенной и почти пустой виллѣ Давида, въ Домонъ. Целина плакала, Адамъ не могъ взяться ни за какую работу, ходилъ печальный и понурый: въ концѣ августа была больна и дѣвочка, обожаемая родителями, и самъ Мицкевичъ. Однако, въ то же время у нихъ нашлось въ сердцѣ мѣсто и для другихъ нуждающихся: больной, чахоточный эмигрантъ Водзинскій, который давалъ урокъ въ одномъ французскомъ семействѣ, не захотѣлъ оставаться здѣсь дольше, когда мальчика отдали въ пансіонъ, какъ ни уговаривали его родители мальчика. Целина Мицкевичъ настойчиво уговаривала Водзинскаго перебраться къ нимъ. «Комната для васъ уже готова. Поздравляемъ васъ, милый панъ Карлъ, и желаемъ себѣ поскорѣе видѣть васъ здѣсь». Вскорѣ Водзинскій былъ уже въ Domont. A 3 октября Янушкевичъ записываетъ въ своемъ дневникѣ слѣдующее: «Получилъ 569 франковъ отъ графа Воне (овича). Отдалъ Мицкевичу 500, которые будто бы приходятся ему за изданіе «Пилигрима», на 24 франка купилъ чаю, а 45 фр. далъ его портному и этимъ уменьшилъ его долгъ. Но дорогѣ въ Домонъ разминулся съ Адамомъ. Целина, получивъ деньги, признала въ такомъ ихъ появленіи удивительную милость Промысла, потому что въ кассѣ не было уже ни гроша. Она оставила меня на обѣдъ, который сама готовила, потому что кухарка, не имѣя, что готовить, пошла стирать бѣлье. Была холодная жареная говядина, а какой то соусъ не удался, молоко для макаронъ и супа сбѣжало. Возвращаюсь въ Парижъ и нахожу Адама, дремлющаго на моей постели съ трубкой во рту. Обрадованный новостью, онъ велѣлъ на утро приготовить платье, а мнѣ далъ званіе единственнаго издателя, который такъ хо-