Страница:Адам Мицкевич.pdf/686

щѣ, точно бѣглый рекрутъ, часто сидѣлъ неподвижно около ручья, склонивши голову надъ водой, словно цапля, желающая глазами проглотить всѣхъ рыбъ. Такія странныя повадки были у графа. Всѣ говорили, что ему чего-то не хватаетъ; впрочемъ, его всетаки уважали, потому что онъ происходилъ изъ стараго барскаго рода, былъ богатъ, добръ къ крестьянамъ, человѣколюбивъ къ сосѣдямъ, даже къ евреямъ». Такіе люди, носимые случайными вѣтрами по поверхности жизни, легко становятся жертвами чужой воли. И съ графомъ можно было играть, какъ кому угодно. Изображая эту черту, Мицкевичъ не утрировалъ. Онъ бралъ одну изъ типическихъ фигуръ, которыя въ Польшѣ послѣднихъ десятилѣтій передъ ея паденіемъ играли важную, роковую роль. У этихъ графовъ воеводъ, лишенныхъ старошляхетскихъ традицій любви къ родинѣ и надѣвшихъ на себя маску французскаго вольномыслія, не было никакихъ устоевъ. Графъ «Пана Тадеуша» не нуждается въ деньгахъ; ему незачѣмъ и некому продаваться. Его товарищи, жившіе при дворѣ Станислава Августа, легко шли на компромиссъ со своей совѣстью, благо это было такъ легко и заманчиво, и они шли на службу къ Екатеринѣ или Фридриху, поддерживали смуту въ несчастной странѣ и, когда это оказалось подходящимъ для державъ - покровительницъ, устроили Тарговицу. Это вовсе не были злодѣи, гнѣвно и умышленно отдававшіе свою родину на порабощеніе и на позоръ. Навѣрное, все это были добрые малые, не хуже «графа», такіе же безалаберные, какъ онъ, такія же безвольныя орудія въ чужихъ рукахъ. Съ большимъ мастерствомъ Мицкевичъ рисуетъ психологію этого человѣка, который отъ готовности прекратить всякіе споры изъ-за никому ненужнаго замка переходитъ къ необычайно пылкой приверженности къ родовымъ развалинамъ. Стоитъ Гервазію, этому носителю родовой ненависти Хорешковъ къ Соплицамъ, разсказать ему исторію гибели послѣдняго Хорешки, какъ графъ уже воспламенился: «О! воскликнулъ графъ, поднимая руку къ небу: недаромъ у меня было предчувствіе, что я такъ полюбилъ эти стѣны. А я еще не зналъ, что въ нихъ скрывается такой кладъ, столько драматическихъ сценъ и столько легендъ! Когда я отниму у Соплицъ замокъ моихъ предковъ, въ этихъ стѣнахъ я оставлю тебя въ должности бургграфа. Твой разсказъ, Гервазій, сильно занялъ меня. Жаль, что ты не привелъ меня сюда въ почную пору; задрапировавшись въ плащъ,