бодаетъ. И если бы даже туда попалъ человѣкъ, хотя бы безоружный, онъ могъ бы спокойно пройти по серединѣ между звѣрями, и они смотрѣли бы на него такимъ же удивленнымъ взглядомъ, какъ ихъ древніе предки, гнѣздившіеся въ раю, смотрѣли на Адама въ тотъ послѣдній, шестой день мірозданія, пока между ними не произошла распря. Къ счастью, человѣкъ не заходитъ въ этотъ пріютъ: трудный путь, тревога и смерть преграждаютъ ему доступъ. Только иногда охотничьи псы, зарвавшись въ своемъ преслѣдованіи, неосторожно заходятъ въ болота, мхи и яры, но пораженные видомъ картины, которая встаетъ передъ ними, убѣгаютъ прочь съ воемъ, съ безумными глазами, и еще долго потомъ, когда ихъ ласкаетъ рука господина, они дрожатъ у ногъ его, и все еще ихъ объемлетъ испугъ. Эти столичные (stołeczne), невѣдомые людямъ тайники пущъ охотники называютъ на своемъ языкѣ «маточниками» («mateczniki»).
Таковы картины природы, щедрой рукой разсѣянныя въ «Панѣ Тадеушѣ». Ихъ такъ много, и онѣ такъ разнообразны, что жизнь литовской природы и животнаго міра Литвы встаетъ передъ нами, какъ нѣчто самодовлѣющее для поэта. Обычно, такія описанія являются лишь рамками, въ которыя вставлены дѣйствія человѣка, или фономъ, на которомъ развертываются событія человѣческой жизни. У Мицкевича въ его предшествующихъ произведеніяхъ мы видимъ то же самое: «Крымскіе сонеты», картины природы въ IV части «Дѣдовъ», описанія въ «Конрадѣ Валленродѣ» отступаютъ на задній планъ передъ жизнью человѣческаго сердца. И въ «Панѣ Тадеушѣ» извѣстнымъ настроеніямъ соотвѣтствуетъ нерѣдко колоритъ описаній. Но, во - первыхъ, это можно отмѣтить далеко не всегда, а, во - вторыхъ, и въ этихъ случаяхъ, кажется, что настроеніе людей подчинено скорѣе жизни природы, нежели обратно: картина природы нужна поэту не для изображенія людей, а во имя того смысла, какой имѣетъ сама по себѣ природа, жизнь вселенной, еще не испорченной человѣкомъ. О такой жизни еще во время своего пребыванія въ Россіи Мицкевичъ мечталъ, какъ объ образѣ высоко поэтическомъ. Это отношеніе поэзіи къ жизни внѣчеловѣческой было однимъ изъ крупныхъ завоеваній новаго духа культуры. Расширилось сердце новаго человѣка и постигло смыслъ міровой жизни помимо того, какое значеніе она имѣетъ непосредственно для людей. Когда христіанскій проповѣдникъ
