Страница:Адам Мицкевич.pdf/663

Эта страница не была вычитана

святые носители будущей Польши, оказываются теперь просто «бѣглецами», прежніе планы пустой болтовней. «О чемъ тутъ думать на парижской мостовой?» спрашиваетъ Мицкевичъ. «Возвращаясь домой, приносишь полныя уши скуки, проклятій и лжи, несвоевременныхъ плановъ, слишкомъ позднихъ сожалѣній, сваръ и взаимныхъ упрековъ. Горе намъ, бѣглецы, что въ часъ моровой язвы мы унесли за границу свои робкія головы! Куда мы ни ступали, передъ нами шла тревога, въ каждомъ сосѣдѣ мы находили врага, и наконецъ, насъ окружили тѣснымъ кольцомъ цѣпей и велять намъ поскорѣе испустить дыханіе. А на наши жалобы свѣтъ не обращаетъ вниманія, такъ какъ каждую минуту его пугаютъ и изумляютъ новости, которыя несутся изъ Польши, какъ звонъ кладбищенскихъ колоколовъ»... Это тѣ же тоны, что въ «Книгахъ польскаго пилигримства», то же отвращеніе къ мѣщанству на французскомъ престолѣ и во главѣ власти, изъ котораго Мицкевичъ находилъ выходъ только въ возвращеніи Наполеоновъ. «Не удивительно, что людямъ опостылѣетъ жизнь и что, потерявъ разумъ отъ долгихъ мукъ, они плюютъ на себя и пожираютъ другъ друга». Поэтъ переходитъ къ своимъ замысламъ. «Какъ птица, не залетающая высоко, я хотѣлъ миновать полосу ливня и громовъ, искать только тѣнь и ясное небо: время дѣтства, домашній уютъ... Одна была радость: усѣвшись въ сумерки съ нѣсколькими друзьями передъ каминомъ, закрыть двери, чтобы не доносился шумъ Европы, и унестись душой въ болѣе счастливыя времена, думать и мечтать о своей сторонѣ. Но о той крови, которая лилась недавно, о тѣхъ слезахъ, въ которыхъ утопаетъ вся Польша, о славѣ, которая еще не отзвучала, думать объ этомъ мы не имѣли отваги!.. Ибо такія пытки терпитъ народъ, что даже отвага, бросивъ взоръ на его муки, въ отчаяніи ломаетъ руки». Тѣ же томительныя жалобы и дальше. «Теперь для насъ, непрошенныхъ гостей въ мірѣ, во всемъ прошломъ и во всемъ будущем. есть только одна сторона, гдѣ еще есть немного счастья для поляка: это край дѣтскихъ лѣтъ! Онъ всегда останется, святой и чистый, какъ первая любовь, не смущенный воспоминаніями о заблужденіяхъ, не подкопанный обманчивостью надежды, не измѣненный потокомъ событій». Прекраснымъ обращеніемъ къ этому «краю, счастливому, убогому и тѣсному», къ друзьямъ, которые помогали въ работѣ, и «въ пѣсню кидали слово за словомъ», мечтой, что когда - нибудь «крестьянки возь-