время Литва стояла уже въ сторонѣ отъ европейскихъ войскъ. Поэтому заключеніе третьей пѣсни заставляло автора въ послѣдующей обработкѣ поэмы перенести арену европейскихъ событій въ Литву, а такой ареной Литва была лишь въ 1812 году. Съ того момента, какъ совершилось это перенесеніе, и вся поэма должна была получить новый характеръ, и таинственный ксендзъ Робакъ, который прежде укрывался лишь потому, что онъ слишкомъ близокъ къ Тадеушу и окружающимъ и былъ бы ими узнанъ, если бы снялъ свой «каптуръ», теперь становится носителемъ политической тайны, эмиссаромъ польскихъ легіоновъ, сражающихся за дѣло Наполеона. Впрочемъ, Мицкевичу все еще казалось, что его поэма не разрастется, и, закончивъ 4 - ю пѣсню, онъ сообщалъ Одынцу (въ іюлѣ 1833 г.), что уже ¾ поэмы готовы. Потомъ опять наступилъ перерывъ въ писаніи, о которомъ разсказываетъ Залѣсскій. Это былъ отъѣздъ въ Швейцарію, къ больному Гарчинскому, уходъ за нимъ, переѣзды и смерть больного поэта, - эпизодъ, который съ такой умилительной простотой рисуетъ душевную высоту Мицкевича. Послѣ возвращенія его въ Парижъ мы уже не слышимъ о скоромъ окончаніи поэмы. Напротивъ, въ ноябрѣ 1833 года Мицкевичъ считаетъ, что 6 -я пѣсня это только половина всего, что до конца поэмы еще очень далеко. Перемѣнился и характеръ всей поэмы. «Мы вступаемъ какъ- будто бы въ другой міръ, говоритъ Пилатъ, и движемся уже совершенно по другой почвѣ. Почти сразу измѣняется вся декорація... Передъ нашими глазами раскрывается широкая картина отношеній народа, его нравовъ, общественной и политической жизни... Становится иной и атмосфера поэмы». И всѣ эти перемѣны стоятъ въ связи съ основнымъ мотивомъ, который выдвинулся теперь, мотивомъ т. наз. «заѣзда», захвата вооруженной силой спорнаго имѣнія.
Прежде чѣмъ приступить къ анализу художественнаго и историческаго значенія «Пана Тадеуша», необходимо разсмотрѣть его содержаніе. Къ сожалѣнію, русскій переводъ Минаева далеко не передаетъ духа поэмы, начиная съ размѣра и именъ. Поэтому и здѣсь я буду вынужденъ прибѣгать къ прозаическому переводу. Вступленіе рисуетъ настроеніе Мицкевича, которое заставило его перенестись въ Литву. Съ этимъ настроеніемъ мы знакомы и по отчету Залѣсскаго, который, однако, не раскрываетъ того глубокаго отвращенія поэта къ эмигрантской суетнѣ, какая охватила его теперь. Удивительное дѣло: прежніе пилигримы, чуть не
