Страница:Адам Мицкевич.pdf/657

переписалъ ее) часто получалъ отъ него записки (kartki). Письма эти были не слишкомъ утѣшительнаго содержанія. Стефанъ видимо гасъ, а Адамъ, измученный видомъ его страданій и безсонными ночами около больного, совсѣмъ забросилъ писать. Тогда, съ согласія пріятелей, я рѣшилъ отправиться самъ поухаживать за нашими бѣдняками, Стефаномъ, Адамомъ и «Паномъ Тадеушемъ»... Однако, Залѣсскій не зналъ точно, гдѣ находится Мицкевичъ, и долго разыскивалъ его, пока не напалъ на него случайно въ Ліонѣ. «Я увидѣлъ его въ окнѣ съ бумагой въ рукахъ. Войдя въ комнату, я засталъ Адама надъ «Паномъ Тадеушемъ». Онъ ничего не видѣлъ и не слышалъ вокругъ себя. Вечеромъ въ тотъ же самый день, кажется, въ послѣдній день сентября 1833 года, мы отправились въ Парижъ. Изъ дилижанса Адамъ сейчасъ же отправился на свою квартиру около Saint Nicolas d'Antin, которую мы наняли для него заранѣе. На слѣдующій день онъ окончательно устроился въ ней и сразу принялся за работу; Вдохновеніе въ это время особенно окрыляло его. Только теперь сталъ вырисовываться «Панъ Тадеушъ» въ ясныхъ чертахъ своей эпической структуры. Великій художникъ вполнѣ подчинилъ себѣ свое орудіе; языкъ, риѳмы, размѣры, какъ растопленный металлъ, выливались въ огромныя формы, изъ которыхъ выходили, точно по мановенію волшебника, являясь словно изъ подъ земли, статуя, колоколъ или пушка. Мы наслаждались вмѣстѣ съ Адамомъ, поглощая эти новинки его поэтическаго генія. Читая ихъ, мы снова преображались, какъ будто чудесно переносились въ Польшу къ братьямъ и сестрамъ: такъ все живо было въ «Панѣ Тадеушѣ», такъ все дышало родиной; мы забывали бѣды и заботы эмигрантской жизни, забывали грызущую насъ тоску о родинѣ и семьяхъ. Мы увлекались славой Адама и, вмѣстѣ съ тѣмъ, народной гордостью, что вотъ и у Польши есть своя эпопея. Адамъ торопливо шелъ къ концу, додѣлывая одновременно вставки въ прежнія книги. Никогда не исчезнутъ изъ памяти друзей блаженные вечера у Адама зимой 1833 года. Мы пѣли пѣсни литовскія, бѣлорусскія, украинскія, пѣли хоромъ вмѣстѣ съ поэтомъ. Адамъ охотно разсказывалъ намъ эпизоды изъ исторіи своей молодости въ Новогрудкѣ, Вильнѣ и Ковнѣ, вызывая и насъ взаимно на откровенные разсказы, такъ что каждаго изъ насъ онъ зналъ, можно сказать, насквозь. Въ болѣе серьезныя минуты онъ охотно разсуждалъ о тайнахъ за-