Страница:Адам Мицкевич.pdf/654

деушъ» былъ задуманъ въ деревнѣ во время пребыванія Мицкевича въ княжествѣ Познанскомъ. «Тамъ онъ обдумалъ первоначальный планъ поэмы и началъ ее съ описанія шляхетскаго двора въ Польшѣ». Въ этомъ приходится сомнѣваться. Какъ правильно формулируетъ современное состояніе вопроса проф. І. Третякъ («Mickiewicz i Domejko» въ «Bibliot. Warszawska», 1908, іюль, стр. 37 - 38), «мы ничего не знаемъ о томъ, когда зародился въ головѣ Мицкевича замыселъ его шляхетской идилліи, которая потомъ превратилась въ эпопею. Это могло случиться и въ Познани, и еще раньше, въ Римѣ, подъ вліяніемъ разсказовъ Ржевускаго, а можетъ быть только по дорогѣ въ Страсбургъ, когда встрѣча съ нѣмецкими эмигрантами напомнила ему картины изъ «Германа и Доротеи». Но, когда бы ни возникъ замыселъ, къ выполненію его поэтъ приступилъ только по пріѣздѣ въ Парижъ въ 1832 году». Цѣннѣе то, что Залѣсскій сообщаетъ, какъ очевидецъ. Осенью 1832 г., разсказываетъ онъ, Мицкевичъ былъ такъ заваленъ иными дѣлами, печтаніемъ 3 - ей части «Дѣдовъ», редакціей «Польскаго Пилигрима» и изданіемъ сочиненій Ст. Гарчинскаго, что едва успѣвалъ находить время для сочиненія и жаловался, что «его Тадеушка давятъ въ пеленкахъ». Но въ болѣе свободныя минуты онъ присаживался за свою «любимую повѣсть», какъ самъ называлъ ее, и писалъ по нѣскольку десятковъ стиховъ. «Уже въ это время Адама окружало нѣсколько человѣкъ соотечественниковъ, къ которымъ онъ сразу послѣ знакомства прильнулъ сердцемъ. Этотъ ближайшій кружокъ составляли Ант. Горецкій, Игн. Домейко, Богданъ Янскій, Стефанъ Занъ, я и нѣсколько позже Стефанъ Витвицкій и братъ мой Іосифъ. Мы имѣли свободный доступъ къ Адаму во всякое время дня, думалъ ли онъ, писалъ, или обѣдалъ. Мы пользовались этой привилегіей и часто злоупотребляли ею, особенно тѣмъ, что приносили съ парижскихъ мостовыхъ и съ эмигрантскихъ сеймиковъ ненужную болтовню. Великодушный и чуткій Адамъ все это прощалъ и любилъ насъ, несмотря на невыносимые недостатки и странности того или другого изъ нашего кружка. Нерѣдко вредили «любимой повѣсти» и друзья. Особенно докучалъ Адаму я своимъ политиканствомъ, слѣды чего остались въ нашей корреспонденціи. Но главной помѣхой въ писаніи являлся для него мятежный духъ, который тогда вѣялъ въ Европѣ и который и его самого захватывалъ иной разъ на цѣлые дни и недѣли». Эмигранты, особенно изъ болѣе