ботать такъ напряженно, какъ это онъ могъ дѣлать раньше. Работа прерывалась всевозможными помѣхами, то отвлекавшими отъ писанія, то вліявшми на настроеніе и смущавшими душевный покой поэта. Такъ, пришлось заново переводить «Гяура», рукопись котораго была продана, но куда- то затерялась. Стефану Гарчинскому, поэту, участнику возстанія, котораго Мицкевичъ ставилъ очень высоко, именно какъ пѣвца событій 1830—31 г., было очень худо. Поэтъ догоралъ отъ чахотки и спѣшилъ издать свою поэму «Исторію Вацлава». Онъ поручилъ изданіе Мицкевичу. А у того не было для этого денегъ, которыя приходилось доставать не всегда легко. Гарчинскій волновался, торопилъ, готовъ былъ подозрѣвать добрую волю Мицкевича. Неожиданно свалилась въ концѣ 1832 г. другая непріятность. Графиня Лубенская, предметъ мимолетнаго увлеченія поэта, отвѣтила на него, повидимому, болѣе серьезнымъ чувствомъ. Она продолжала писать Мицкевичу, хотѣла увидѣться съ нимъ, денервировала его до того, что онъ былъ «боленъ по ея винѣ». Гарчинскій, съ которымъ Лубенская видѣлась въ это время въ Дрезденѣ, передавалъ Мицкевичу свои переговоры и совѣтовалъ хорошенько поблагодарить Бога за то, что дѣло окончилось такъ благополучно. «У нея были разныя мысли, очень странныя». Однако, несмотря на увѣренія Гарчинскаго, что теперь графиня выкинула изъ головы всѣ свои проекты, повидимому, она не оставляла Мицкевича въ покоѣ, и еще въ мартѣ 1833 г. онъ писалъ, что онъ часто бываетъ измученъ нравственно, видитъ, что его хотятъ опять запутать, но онъ рѣшилъ молчать и молчать: «ничего никогда не отвѣчать». Послѣднее свидѣтельство о романѣ, угнетавшемъ Мицкевича, мы находимъ въ письмѣ къ нему Гарчинскаго въ апрѣлѣ того же года. Письмо заключаетъ увѣренія, что Мицкевичу нечего казниться, что «Лубенская такая женщина, которую всякій, пишущій стихи, можетъ поворачивать, куда угодно». Какъ бы то ни было, все это приключеніе не мало отравило крови бѣдному Мицкевичу и отрывало его отъ работы надъ «Паномъ Тадеушомъ», за которую онъ, было, взялся такъ любовно.
Одинъ изъ ближайшихъ знакомыхъ поэта въ Парижѣ, уже названный выше, Богданъ Залѣсскій оставилъ воспоминанія о томъ, какъ создавалась эта литовская поэма, съ сентября 1832 года до іюля 1834 года. Онъ сообщаетъ, согласно съ Грабовскимъ, который познакомился съ Мицкевичемъ въ Познани, что «Панъ Та-
