молча, какъ змѣя, обманывая деспота, но вамъ я открылъ тайны, замкнутыя въ чувствахъ, и къ вамъ я всегда обращался съ голубиной простотой. Теперь я выливаю въ міръ эту чашу яда. Жжетъ и палитъ горечь моихъ словъ. Эта горечь создана изъ крови и слезъ моей родины. Пусть же она жжетъ и палитъ не васъ, но ваши оковы. Если кто - нибудь изъ васъ начнетъ жаловаться на меня, для меня его жалоба будетъ подобна лаянью пса, который такъ привыкъ къ давно, терпѣливо носимому ошейнику, что наконецъ готовъ кусать руку, которая хочетъ снять его».
Возникшіе въ разное время, подъ разными впечатлѣніями отрывки первоначально не могли быть частями планомѣрно задуманго произведенія, напримѣръ: какой-нибудь частью трагедіи «Дѣдовъ». Но въ 1830 году они были переработаны такъ, что оказались проникнуты общимъ настроеніемъ и дали одну картину страшнаго самовластія, надъ которымъ уже виситъ Домокловъ мечъ Божьяго гнѣва. Среди Вавилона, обреченнаго на гибель за забвеніе всѣхъ основъ милосердія, есть нѣсколько праведниковъ, людей изъ избраннаго благочестиваго народа: они предсказываютъ гибель Вавилона, они бѣгутъ въ «страну свободы» изъ печальнаго края рабства, отъ безумнаго народа, который проклинаетъ своихъ пророковъ. Лучшіе гибнутъ въ тюрьмахъ и на Лобномъ мѣстѣ, слабые продаютъ себя надменнымъ тиранамъ и вмѣстѣ съ ними готовы хвалиться невинно пролитой кровью. Такова концепція «Отрывка», которая всецѣло соотвѣтствуетъ замыслу 3 - ей части «Дѣдовъ», и потому мнѣ представляется вѣроятнымъ предположеніе Спасовича, что этотъ «Отрывокъ » въ своей окончательной переработкѣ составилъ одно цѣлое и подъ видомъ «Петербургъ» былъ противопоставленъ «Литвѣ», какъ была названа 3 - я часть «Дѣдовъ».
Отъ проповѣди ненависти къ народамъ и людямъ Мицкевичъ возвышался до глубокаго состраданія къ тѣмъ, кто по слабости или неразумію несетъ гнетъ. Онъ осудилъ месть и всякое насиліе. Только любовью будетъ спасенъ міръ. И, сказавъ это, поэтъ надолго отвернулся отъ политики, ушелъ въ свои грезы и въ прошлое народа. Въ своемъ послѣднемъ и величайшемъ произведеніи онъ вернулся къ картинамъ мирной молодости, еще не знавшей національной ненависти; отъ страшныхъ взрывовъ прометеевской ненависти къ богамъ, готовой потрясти небосводы, чтобы добиться отъ боговъ справедливости и состраданія къ людямъ,
