Здѣсь и были напечатаны черезъ нѣсколько лѣтъ первыя статьи Бродзинскаго о романтизмѣ, которыя составили переворотъ въ польской литературѣ. Къ нимъ я вернусь позже.
Итакъ, въ 1815 году, когда Мицкевичъ поступилъ въ университетъ, въ литературѣ господствовали еще всецѣло ложноклассическіе вкусы, на ряду съ сильно развитымъ сентиментализмомъ. Этотъ послѣдній проникалъ уже въ концѣ XVIII вѣка чувствительныя идилліи и пѣсенки поэта Карпинскаго. Самъ Бродзинскій отзывался съ восхищеніемъ объ его поэзіи, утверждая, что, каждый умѣлъ чувствовать вмѣстѣ съ Карпинскимъ “, что онъ обладалъ удивительной „легкостью и искренностью“, что онъ будилъ въ сердцѣ добродѣтельныя чувства, и еще въ 1860 году мы встрѣчаемъ указаніе на громадное распространеніе пѣсенъ Карпинскаго въ народѣ. К. Вуйцицкій въ своей книгѣ „Historya literatury polskiej w zarysach“ (III. 328 ) сообщаетъ ( 1860), что „пѣсни Карпинскаго народъ распѣваетъ въ городахъ, изъ помѣщичьихъ усадебь онѣ проникли въ хаты крестьянъ и здѣсь сумѣли слиться съ настоящей народной поэзіей“. Другой историкъ литературы, Белциковскій, замѣчаетъ: „Пѣсня Карпинскаго: Juś miesiąc zaszed была апогеемъ чувствительности, и потому всѣ сентиментальныя натуры распѣвали ее въ порывѣ нѣжныхъ чувствъ подъ аккомпанементъ монотонныхъ звуковъ гитары“. Идилліи Карпинскаго представляютъ обычныя ложноклассическія сентиментальныя произведенія въ духѣ m-me Жанлисъ, Геснера и др. Въ нихъ нравились не только чувствительность, но и народный колоритъ, конечно, тоже очень условный. Вотъ одна изъ этихъ идиллій: „Ужъ сколько лѣтъ солнце возвращалось и радовало день своими лучами, а съ моимъ солнышкомъ что-то сталось! Почему оно не свѣтитъ мнѣ до сихъ поръ? Вотъ ужъ и хлѣбъ высоко поднялся; кажется, онъ собирается уже гнать колосъ; зазеленѣло все поле, не видать только моей пшенички! Ужъ соловей въ саду началъ свои пѣсни, и вся роща отзывается ему. Птички лѣсныя разсѣкаютъ крыльями воздухъ. Не поетъ только моя пташечка. Столько цвѣтовъ расцвѣло на лужайкѣ послѣ недавняго наводненія, разукрасился всякими красками лугъ, не всходить только мой цвѣточекъ! О весна, долго ли я, совсѣмъ опечаленный хозяинъ, буду взывать къ тебѣ ? Развѣ не довольно я орошалъ землю слезами, пошли мнѣ желанный урожай“! Въ этомъ параллелизмѣ есть, дѣйствительно, нѣчто народное, но, разумѣется, до настоящей
