Страница:Адам Мицкевич.pdf/555

къ дышлу, какъ было у меня по дорогѣ изъ Бреславля въ Дрездень, но была запряжена, какъ слѣдуетъ, въ очень удобный экипажъ на два человѣка. Правильность этой упряжки, и самая одежда извозчика, хотя и простая, но не дырявая, не заплатанная, достаточно убѣждали насъ въ томъ, что мы не у себя дома; но зато край былъ въ общемъ такъ похожъ на нашъ, что на каждомъ шагу напоминалъ намъ какую - нибудь знакомую мѣстность и пробуждалъ связанныя съ нею воспоминанія, которыми мы дѣлились на перебой. Это привело Адама въ самое лучшее настроеніе духа, а сходство пейзажа доставило ему, какъ онъ самъ говорилъ, въ сто разъ больше удовольствія, нежели красивѣйшіе виды Рейна». Въ Швейцаріи случайное напоминаніе о Марылѣ опять вывело Мицкевича изъ равновѣсія. По разсказу Одынца дѣло было такъ. По дорогѣ въ Сплюгенъ надо было пробираться по долинѣ Шамъ. Узкая дорожка вилась надъ Рейномъ. Увидя на ней большой камень, Мицкевичъ и Одынецъ принялись въ шутку подкапывать его, но камень неожиданно обрушился, и поэтъ едва не упалъ въ пропасть; къ счастью онъ схватился за дерево и выбрался наверхъ. Настроеніе обоихъ сразу стало серьезное; естественно пришла въ голову мысль о чудесномъ спасеніи и промыслѣ Божьемъ. Во время остановки Одынецъ, любившій дѣтей, забавлялся съ маленькой дочкой хозяина. Мицкевичъ, какъ показываетъ разсказъ его пріятеля, не слишкомъ - то долюбливалъ общество маленькихъ дѣтей, но туть смотрѣлъ на ребенка съ такой нѣжностью, что Одынець спросилъ, какъ бы онъ относился къ собственнымъ дѣтямъ. Сначала Мицкевичъ шутилъ, говорилъ, что самое трудное съ дѣтьми, какъ со стихами- мыть ихъ и причесывать, потомъ перешелъ въ серьезный тонъ и добавилъ, что онъ любилъ бы дѣтей настолько, насколько былъ бы привязанъ къ женѣ. «Сказавъ это», прибавляетъ Одынецъ ( II, 69): «онъ сразу сталъ мраченъ, но потомъ вдругъ спохватился и, желая скрыть волненіе, принялся опять по -своему подшучивать надо мной, но Я почувствовалъ, что это было притворство. Когда мы отъѣзжали отъ станціи, онъ, видимо, избѣгалъ разговоровъ; я понялъ, и сталъ думать о своемъ. Но, когда я взглядывалъ на него, выраженіе лица или, вѣрнѣе, лба напоминало мнѣ тѣ времена, когда онъ писалъ четвертую часть «Дѣдовъ», или когда я его встрѣчалъ по дорогѣ изъ Антокольской рощи, гдѣ, гуляя по утрамъ и послѣ обѣда, онъ сло-