И самая возможность искренней дружбы между Мицкевичемъ и Ѳаддеемъ Булгаринымъ указываетъ, что авторъ «Конрада Валленрода» былъ весьма далекъ отъ «мятежническихъ» думъ. Мицкевичъ мечталъ объ Италін, спѣшилъ туда черезъ Берлинъ и Веймаръ, гдѣ долженъ былъ представиться «королю поэтовъ» Гёте: это было путешествіе поэта и мыслителя, а вовсе не политика. И именно въ этихъ высшихъ областяхъ политической и умственной жизни вращается все время мысль Мицкевича. Обратимся къ его письмамъ.
Первое письмо изъ Гамбурга было послано Шимановскимъ. «Я самъ хотѣлъ этого путешествія, пишетъ поэтъ Маріи Шимаповской; я не жалуюсь на предназначенье; здѣсь такъ много, на что посмотрѣть; столько интереса и любопытства все возбуждаетъ; и все- таки грустно путешествовать съ мыслью, что, куда я ни пріѣду, никто меня не встрѣтитъ, никто не обрадуется моему пріѣзду. Спѣшу отсюда какъ можно скорѣе въ Дрезденъ, гдѣ надѣюсь получить письма изъ Петербурга. Есть у меня надежда, что и вы будете добры (pani dobra) прибавить нѣсколько словечекъ и маленькія дѣточки тоже. Панну Елену благодарю за перочинный ножикъ; онъ долженъ быть гдѣ -нибудь въ моей комнатѣ, пусть поищетъ Herr Sprachlehrer (Малевскій?). А панна Целина (будущая жена Мицкевича ) пусть проститъ мнѣ всѣ старые грѣхи ( urazy, обиды), а мои наставленія можетъ помнить, потому что они всегда исходили изъ искренняго расположенія». Трудно въ этихъ интимнѣйшихъ строкахъ видѣть какой-то революціонный подъемъ путешественника, какой непремѣнно хочетъ приписывать своему отцу Владиславъ Мицкевичъ. Впрочемъ, много лѣтъ спустя, поэтъ разсказывалъ нѣкоему Бергелю, а тоть передавалъ Владиславу Мицкевичу, что при отъѣздѣ изъ Кронштадта онъ «инстинктивно прятался на палубѣ», а потомъ, почувствовавъ себя на свободѣ, сталъ швырять въ море мелкія деньги «съ изображеніемъ русскаго орла», но если эта ребяческая выходка имѣла мѣсто (что довольно сомнительно), и если революціонность поэта этимъ и ограничивалась (а ничего другого Влад. Мицкевичъ, какъ ни старается, не можетъ найти), то особой опасности для государства она не представляла. Слѣдующее письмо, уже изъ Берлина, датированное 12 поня нов. ст., отправлено Булгарину и содержить нѣсколько сообщеній о варшавской коронаціи Николая I, въ которыхъ нѣтъ основанія видѣть
