Страница:Адам Мицкевич.pdf/531

чалъ его настроенію. Извѣстный польскій путешественникъ по пустынямъ Азіи, графъ Вацлавъ Ржевускій, промчался 600 верстъ въ нѣсколько дней, не обращая вниманія на время дня и погоду въ сопровожденіи всего одного мамелюка. Въ началѣ двадцатыхъ годовъ имя Ржевускаго было очень популярно среди европейскихъ оріенталистовъ, какъ имя усерднаго собирателя восточныхъ рукописей, издателя «Fundgruben des Orients» (Mines de l'Orient») и отважнаго изслѣдователя малоазіатской старины. Въ кругу, гдѣ Мицкевичъ вращался въ Одессѣ, Ржевускій имѣлъ близкихъ родственниковъ и друзей. Естественно, что объ его подвигахъ поэтъ зналъ, когда разсказывалъ о впечатлѣніяхъ дикой скачки по горамъ и долинамъ. Опредѣлить точно время, когда былъ написанъ «Фарисъ», едва ли возможно, потому что, несмотря на тщательное изслѣдованіе Р. Пилата, источники, откуда почерпнуть образъ бедуина- на ѣздника, остаются неизвѣстны: вѣрнѣе, нельзя установить, пользовался ли Мицкевичъ только хрестоматіями Саси и Гаммера или и книгой Де Лагранжа «Anthologie arabe» ( 1828), изъ которой переведено одно стихотвореніе, помѣщенное въ «Мелителѣ» за 1830 годъ. Несомнѣнно, что еще со временъ Одессы поэтъ не оставлялъ своихъ изученій Восточнаго міра, и «Фарисъ» возникъ, вѣроятнѣе всего, въ московскіе или петербургскіе годы его жизни. Точно опредѣлить это время трудно, но не лишено значенія, что «Фарисъ» ближе къ переводу касиды «Шанфара», сдѣланному не раньше конца 1828 г. Но настроеніе «Фариса» уже иное, чѣмъ въ «Крымскихъ сонетахъ». Тамъ нѣтъ того стремленія къ цѣли, какое есть въ «Фарисѣ», Въ «Байдарской долинѣ» только одно желаніе, развѣять грусть бѣшеной скачкой; здѣсь есть стремленіе достигнуть цѣли, вопреки всѣмъ препятствіямъ. «Уже плыветъ мой конь по сухому морю и разсѣкаетъ грудью дельфина сыпучія волны». Прочь съ дороги горы и лѣса. «Напрасно поджидаетъ меня со своей тѣнью и плодами зеленая пальма; я вырываюсь изъ ея объятій; и пальма со стыдомъ убѣгаетъ назадъ, скрывается въ глубинѣ оазиса и шопотомъ листьевъ насмѣхается надъ моей гордостью». Такъ и Валленрода не удержало счастье домашняго очага. Можетъ быть удержать угрозы? Послѣднія скалы, охраняющія границы пустыни, грозятъ отважному путешественнику: «О безумецъ! Куда онъ несется! Тамъ отъ острыхъ стрѣлъ солнца уже не спасуть его головы ни зеленоволосая пальма, ни